Шесть ночей. Он и она
Шрифт:
– В рассыпную, – предлагает он, сбившимся голосом, – так больше шансов, что хоть одного не подстрелят. Встретимся у бараков!
Китнисс тут же кивает и, выбрав направление, торопится скрыться в одной из городских улочек.
С неба моросит холодный дождь, ее ботинки погружаются в густую черную чачу, однако она не останавливается, в одиночестве пробирается между домами – жители притаились внутри, как только различили звуки стрельбы. Решив, что убежала достаточно далеко, Китнисс позволяет себе обернуться и, не обнаружив погони, наклоняется вперед, подогнув ноги в коленях, ее ладони упираются в
Внезапный перелив колокольчика заставляет ее резко вскинуть голову: дверь дома справа от нее распахивается и на пороге возникает светловолосый парень. Затаив дыхание, Китнисс выпрямляется, вновь напрягает мышцы и готовится бежать в случае малейшей опасности, но медлит – может, ее останавливает внимательный взгляд парня или короткое воспоминание, навеянное буханкой хлеба, которую он сжимает в руках. Из глубины ее сознания всплывает память о том, как они впервые встретились: этот парень – кажется, они даже ходят в одну школу, – почти четыре года назад отдал ей буханку, которая спасла от голодной смерти все семейство Эвердин.
Он не отводит от нее удивительно голубых глаз, и Китнисс даже становится неловко – на нее так не смотрел ни один парень: ей мерещится забота и глубокая нежность, непонятно откуда взявшиеся и оттого пугающие. Блондин несмело улыбается, обнажая ряд ровных зубов, и сердце Китнисс сбивается с ритма – неведомая сила исходит от невысокого, но широкоплечего молодого человека.
Моргнув, чтобы отогнать наваждение, она трясет головой и проводит рукой по лицу, смахивая капли дождя, застрявшие на ресницах, а потом, ни разу не обернувшись, исчезает между соседними домами – растворяется за углом.
Гейл вышагивает взад-вперед и беспрестанно вглядывается вдаль: Китнисс должна была бы уже появиться, но она опаздывает, и от этого ему невыносимо страшно. Может, ее схватили? Может, ранили? Он с трудом удерживается от того, чтобы отправиться на ее поиски, между ними уговор – не рисковать понапрасну жизнью друг друга. Если один погибнет, второй должен позаботиться о младших.
Парень входит в покосившийся сарай, приютившийся возле забора, окружающего завалящие бараки – территория нищих, отделяющая городскую часть дистрикта от Шлака. Здесь темно и тесно, но, по крайней мере, можно спрятаться от дождя и пересидеть, пока миротворцы будут искать тех, кто сумел выбраться из Котла. В углу валяется старая солома, запревшая снизу, но большей частью сухая, рядом – сумка, брошенная Гейлом, из которой торчит рыжий беличий хвост.
Он опускается на солому, тревожно вертится, исходя от нетерпения, и резко принимает сидячее положение, когда, противно скрипнув и нарушив тишину, кривая дверь отворяется и пропускает внутрь порыв влажного ветра.
– Наконец-то, – выдыхает Гейл, узнав Китнисс.
Он, не задумываясь, раскрывает к ней руки, и девушка бросается к напарнику, принимая его объятие.
– Я думала, что за мной гонятся, – говорит она, пряча лицо на его шеи и переводя дыхание. – Сделала лишний круг, чтобы они не нашли нас.
Гейл молча кивает, проводит рукой по ее волосам, неизменно собранным в косу.
– Мы не можем сегодня вернуться по домам? – Китнисс чуть отстраняется, поднимает голову, чтобы заглянуть в глаза друга.
Он
– Это может быть опасно. Даже если они и видели нас, то вряд ли запомнили, – мало ли грязных бедняков слоняется по улицам? Пересидим здесь, а на рассвете, когда миротворцам надоедят поиски, проберемся к своим.
Гейл говорит спокойно и уверенно, отчего тревога почти покидает тело Китнисс: сама не зная почему, она неизменно ощущает покой, стоит ей оказаться так близко к нему.
Они знакомы уже несколько лет – быстро выросшие дети, вынужденные каждый день рисковать жизнями, чтобы не дать умереть тем, кто беспомощнее их самих: у Гейла два младших брата и сестра, у самой Китнисс – Прим, девочка с ярко-голубыми глазами и светлыми волосами, так отличающими ее от большинства жителей Шлака. Примроуз больше похожа на тех, кто живет в городе: там люди чище и душой, и телом.
«Такие, как сын пекаря», – проносится у Китнисс в голове.
Ей непривычно, что ее мысли, пусть и не часто, возвращаются к едва знакомому парню: он посторонний, не знающий такой нужды, какая выпадает на долю тех, кто рождается в бараках и Шлаке. Там, откуда Пит, – Китнисс сама поражается, откуда знает его имя, – жизнь проще, хоть, наверное, и не сладка, как те булочки, что пекутся в его доме с манящей вывеской «Пекарня».
«Городской», – презрительно сказал бы Гейл, если бы узнал, о ком думает его напарница.
– Ты не ранена? – спрашивает он, заботливо ощупывая тело Китнисс через куртку.
Она отрицательно машет головой и придвигается ближе к Гейлу, вынуждая его замереть и прекратить свои исследования: порой от его прикосновений – безобидных, как ни посмотри, – внизу ее живота появляется странное тянущее чувство, изредка переходящее почти что в боль.
Они близкие друзья и даже секретов друг от друга не держат, но Китнисс все равно странно, когда он ведет себя с ней… как парень. Как он сейчас прижимает ее к себе, – тесно, обхватив спину одной рукой, а второй поглаживая по голове, – так Гейл мог бы обнимать свою любимую…
С некоторых пор, Китнисс стала замечать, что другие девушки посылают в ее сторону завистливые взгляды, и, присмотревшись, обнаружила, что ее напарник один из самых симпатичных парней в округе. Ей завидовали, к ней ревновали – большинство из тех, кто видел их с Гейлом вместе, подозревал, что они имеют гораздо более близкие отношения, чем было на самом деле. И это смущало Китнисс: любовь, семья с кем-то, даже просто поцелуи, о которых болтали некоторые девчонки, – все это было за гранью ее реальности. Единственное, что по-настоящему волновало Китнисс – выживание, собственное и Прим.
Оттого было в двойне необычно, что она находила приятным и успокаивающим лежать вот так, обнявшись, рядом с Гейлом. Он ее знает, она изучила его. Они похожи слишком во многом, и это подкупает, а еще вселяет надежды и рождает желания, названия которым Китнисс отказывается искать.
Уткнувшись кончиком замерзшего носа в его горячую шею, она постепенно погружается в сон, а Гейл еще долго водит рукой по таким же как у него черным волосам и смотрит в невидимый в темноте потолок. В его душе все глубже пускает корни чувство привязанности к девушке, так доверчиво лежащей рядом.