Шесть подозреваемых
Шрифт:
— Как ты думаешь, Долли, — спросил он однажды вечером, — сколько денег у меня накопилось?
— Ровно три тысячи, — ответила она.
— Значит, осталось набрать еще шесть тысяч, и я смогу поехать, — заметил туземец.
Изумленная как неожиданно прозвучавшей тоской в его голосе, так и внезапно приобретенными познаниями в счете, Долли странно взглянула на своего постояльца, но ничего не сказала.
Однако вечером тайно прибавила к его сбережениям тысячу рупий из собственного кошелька.
Два дня спустя, когда Экети кормил камнями дробильную машину, послышался оглушительный грохот, и у края котлована поднялось огромное облако пыли. Бросившись на место происшествия, островитянин увидел бамбуковую платформу, сорвавшуюся с большой высоты и придавившую собой человека.
Из-за несчастного случая работу прервали на два дня. Тогда Экети напросился пойти вместе с Долли и еще четырьмя евнухами на «встречу» с одним из банковских должников. Пестрая процессия отправилась на оживленный рынок в районе Бхелупура.
— Наша сегодняшняя цель — хозяин вот этого заведения, Раджниш Гупта. — Долли указала на магазин электрического оборудования, расположенный на первом этаже. — Вымани его наружу, остальное — наша забота.
Экети так и сделал — вошел и сообщил владельцу, мужчине довольно робкого вида, что некто на улице хочет с ним переговорить. Едва Раджниш Гупта, снедаемый любопытством, ступил за дверь своего магазина, как на него набросились хиджра. Сообщники Долли окружили жертву и принялись распевать насмешливые песни, плясать, кривляться, дружно хлопать в ладоши. А в середине плотного хоровода предводительница евнухов поглаживала Гупту по щекам, щекотала под мышками — и при этом частила без остановки: «Чтоб детям твоим провалиться, чтоб твой бизнес прогорел, чтоб тебя жрали вши, чтоб ты сдох, как собака…» Владельцы соседних лавок, все до единого, высыпали на улицу повеселиться. Экети с изумлением обнаружил, что смех и ликующие вопли относились вовсе не к пению евнухов, а к самому бедолаге Гупте.
— Смотри же, верни кредит через десять дней, не то мы опять придем, — пригрозила Долли, тыча в него пальцем, после чего взмахнула подолом и отозвала свое мини-войско.
Экети невольно испытал жалость к мистеру Гупте, оставшемуся стоять посреди рынка с багровым лицом и глотать подступившие слезы.
На следующий день работу в котловане возобновили, но что-то неуловимо изменилось. Над стройплощадкой словно витал призрак покойного Сураджа. Часы безбожно тянулись, еда напоминала безвкусную траву, лопата казалась тяжелее прежнего. Если сердце Экети с самого начала противилось этой работе, то теперь бунтовали даже руки.
Возвратившись вечером, туземец нашел дом в ужасном беспорядке. Стенной шкаф был весь перерыт и опустошен, на полу алела кровь, а Долли вообще след простыл. Обливаясь горькими слезами, Рекха поведала Экети о случившемся. Оказывается, несколькими часами раньше Раджниш Гупта явился в колонию и привел с собой трех наемных головорезов, вооруженных хоккейными клюшками. Ворвавшись в дом, они избили хозяйку до полусмерти. Долли потеряла много крови, врачи наложили ей тридцать швов.
— Теперь она в окружной больнице в Кабир-Чаура, неподалеку от Чоука, и жизнь ее висит на волоске.
— Нет! Нет! — воскликнул онге и стремглав бросился на улицу.
Он как раз добежал до ворот больницы, когда повстречал группу евнухов; четверо из них несли бамбуковые носилки с телом, завернутым в белый саван. Следом за ними шли еще трое и напевали: «Рам нам сатья хэ». [170] Даже не видя лица покойника, островитянин понял, что это Долли отправилась в свой последний путь. Посмертная песня звенела в его ушах, точно грохот молота по железу. Легкие вдруг разом остались без воздуха, будто кто-то ударил его под дых. Экети рухнул на землю, как тряпичная кукла.
170
«Имя Рама есть правда», обычно многократно повторяется, когда тело умершего несут к месту кремации в соответствии с индуистскими традициями.
Когда он вернулся к дому, еле передвигая тяжелые ноги, с ужасным гулом в голове, то первым делом направился к стенному шкафу и в отчаянии перерыл его сверху донизу. Деньги пропали, все до рупии. Туземец долго стоял и смотрел на присохшую к полу кровь, пытаясь представить вечернюю
Проходя через Чоук, он услышал громкое пение и звон колокольчиков. Экети посмотрел на темнеющее небо. Солнце село, и на гхате Дасашвамедх началась вечерняя молитвенная церемония — Ганга Арати. Однако сегодня туземца не потянуло к воде. Долли отправилась на какие-то особые небеса для евнухов. Город простился с ней. Пора и Экети проститься с городом.
На окраине Варанаси, возле большой дороги, он повстречал заглохший грузовик с паломниками, уезжающими в какое-то место под названием Maгx-Мела. Экети подошел к водителю-сикху в тюрбане и с длинной черной бородой, силившемуся подкачать проколотую шину, и напросился поехать с ними.
Еще до рассвета двадцать второго января грузовик выгрузил пассажиров на бетонном мосту через Ганг, и Экети вот уже в который раз очутился в новом городе.
Над священным Праягом [171] лениво вставало утро. Воздух бодрил прохладой. Волны ласково накатывали на песок. Багровые лучи нарождающегося солнца окрашивали воду во все света радуги. У берега сонно покачивались деревянные лодки. Туманная дымка рядила пейзаж в оттенки серого. Где-то над самым горизонтом взмыла стая птиц — маленькие черные точки на раскрасневшемся небе. Целое море цветных флажков и шафрановых знамен трепетало на ветру. Вдали ожил и загрохотал мост Наини, по железному полотну которого промчался скорый поезд. Красный Форт Акбара Великого довлел над пейзажем, всем своим видом еще сильнее принижая самодельные постройки и шатры, наводнившие палаточный городок.
171
Праяг — древнее название Аллахабада.
Как выяснил Экети, это и был ежегодный фестиваль омовений Магх-Мела. Стоя на песчаном берегу, туземец наблюдал, как появилась процессия танцоров и музыкантов во главе с глашатаем, несущим тюрбан на конце высоко поднятого шеста. Музыканты кто во что горазд играли на гонгах и барабанах, на трубах и раковинах моллюсков, провозглашая прибытие нага садху. [172] И вот под немыслимый рев толпы группа монахов, обмазанных пеплом, одетых в одни лишь гирлянды из бархатцев, побежала к воде. При этом они размахивали стальными мечами, потрясали железными трезубцами и кричали: «Слава Махадеву!» [173]
172
Нага садху — адепты секты; обходятся без одежды и носят бороды и длинные дредлоки.
173
Махадев, или Махадева, — одно из имен бога Шивы.
Ученики благоговейно расступались и кланялись обнаженным нага. Садху начали плескаться водой и кувыркались на песке. Экети словно прирос к месту. Его совершенно заворожили их длинные спутанные волосы и страшные, налитые кровью глаза, но главное — их полное презрение к одежде.
За нага последовали главы самых разных сект. На чем только не прибывали сюда эти «святые» в шафрановых одеждах. Один появился на тарахтящем тракторе, другой восседал на серебряном троне в автоприцепе. Некоторых несли на паланкинах, украшенных россыпью самоцветов и застеленных леопардовыми шкурами; иных привозили в золоченых экипажах под шелковыми зонтами, а сзади шли сотни учеников и распевали бхаджаны. Все эти группы сходились в точке сангам — там, где серебристая рябь указывала на место встречи между севером и западом, встречи желтовато-коричневых волн Ганга и голубовато-черных потоков Ямуны. Теперь мелководье кишело дрожащими в ознобе религиозными фанатиками. Мужчины разной степени раздетости щеголяли всевозможными видами исподнего, дамы тщетно пытались прикрыть свой срам, одновременно поднимая руки в молитвах, малыши резвились в грязной водичке. На волнах колыхались гирлянды из бархатцев, пустые упаковки «Тетра Пак» и пластиковый мусор. В воздухе разносились пронзительные гимны во славу Господа Шивы и Матери Ганга.