Шесть шестых
Шрифт:
Высокая, стройная, что было видно, даже когда она сидела в кресле, с красивыми русыми волосами и довольно темными густыми бровями, Аннинская смотрела на Колапушина остановившимся взглядом больших серых глаз.
– Вы так говорите, Жанна Витальевна, – заметил Колапушин, – будто ожидаете, что мы вас задержим.
– Конечно, жду! – ожесточенно выкрикнула Жанна. – А кого же вам еще арестовывать?! Это же я, я при всех сказала, что убью Бориса! А потом его находят мертвым! Ну и пусть! Поскорее бы кончился весь этот кошмар! Арестовывайте, везите в тюрьму – все равно
– Успокойтесь, пожалуйста, Жанна Витальевна, – спокойно произнес Колапушин, стремясь как-то снизить накал этого взрыва эмоций. – Задерживать вас у нас нет пока что никаких оснований. Но не стану скрывать – есть моменты, которые нас несколько настораживают. Правда, нам с капитаном кажется, что вас, что называется, подставляют. Но мы же совершенно не разбираемся в специфике вашей работы, и без вашей помощи нам очень трудно разобраться в том, что произошло в действительности.
– Да? Вы меня не арестуете? – с надеждой спросила Жанна. – Ведь действительно все подстроено, но я никак не могу понять, кто и как это сделал...
– Поймаем – посмотрите! – пробасил Немигайло.
– Поймайте его, пожалуйста... – жалобно попросила Жанна. – Борю убили. Я вся в грязи... Знаете что, – неожиданно сказала она, сменив тон, – называйте меня просто Жанна. Мы тут в редакции как-то привыкли, что все на ты и по именам.
– А Лена вас Жанной Витальевной называет, – припомнил Немигайло.
– Леночка? – По губам Жанны пробежала легкая улыбка. – Ну, ей пока так и положено. Она же еще молоденькая совсем. Должна сначала разобраться: кто старший, кто имеет право командовать, а кто нет. Она девочка умная, быстро все поймет – и я сама тогда предложу ей на ты перейти.
– У нас похоже бывает, – сказал Немигайло. – Вот с Мишкой мы давно уже на ты, а Вася до сих пор ко мне на вы обращается и по имени-отчеству. А пришли вместе.
– Ну вот видите! Значит, вы меня понимаете. Но вы же, наверное, не о Леночке пришли меня спрашивать?
– Конечно, – согласился Колапушин. – У нас совсем другие вопросы. Вот, например, несколько ваших сотрудников заметили, что вы сегодня с утра сильно волновались. Вы не можете объяснить нам причины этого волнения?
– Заметили?.. Ничегошеньки-то в нашем курятнике ни от кого не скроешь! Нет, Арсений Петрович, – твердо сказала Жанна, кинув мимолетный взгляд на рабочий стол с фотографиями маленького мальчика, – этого я вам не расскажу! Уверяю вас – это ни малейшего отношения ни к работе, ни к убийству не имеет.
– И все же, – настойчиво повторил Колапушин.
– Нет-нет, это личное! – Жанна снова кинула взгляд на фотографии. – Это очень личное. Думайте обо мне все, что хотите, но этого я вам не расскажу!
– Напрасно, Жанна. – Колапушин укоризненно покачал головой. – Ну в конце концов, это было с утра. А вот потом, позже, у вас никаких поводов для волнения не было?
Жанна невесело усмехнулась:
– Если бы! Были, да еще какие!
– А о них нам можно узнать?
– Конечно, Арсений Петрович. Смолин перед уходом в отпуск предупредил меня, что руководство канала рассматривает
– А это кто такой – Смолин? – спросил Немигайло.
– Вы не знаете? – Жанна посмотрела на Егора с удивлением. – Это генеральный директор нашего канала – Борис Евгеньевич Смолин. Вопрос будет решаться, когда он вернется из отпуска.
– Значит, вашу передачу могут закрыть? – поинтересовался Колапушин. – А почему? Она что – не пользуется успехом?
– Пользуется, Арсений Петрович, пользуется... Но у канала сейчас очень большие финансовые трудности. Надо на чем-то экономить, что-то закрывать, и Смолину приходится выбирать. Конечно, это неправильно! У нашей программы высокий рейтинг. Но на нас слишком ополчилась пресса, и это может стать одним из решающих факторов при принятии решения.
– Но вы же не новичок на телевидении, Жанна. Насколько я понял, должность шеф-редактора – это серьезно. Ну закроют вашу программу – перейдете в другую.
– Думаете, это так просто? – грустно спросила Жанна. – Все приличные места давным-давно уже заняты. А о должности шеф-редактора можно даже и не мечтать.
– Ясно... Значит, в сегодняшних условиях...
– Сегодняшний выигрыш – это конец нашей программе! – ожесточенно перебила Жанна. – И ведь не скроешь никак – слишком много народу здесь было! Только попробуй теперь не дать эту передачу в эфир! Все! И программа наша накрылась, и моя карьера как шеф-редактора – тоже!
– Ну не волнуйтесь пока так, Жанна! Давайте о другом поговорим. Вот что вы делали после того, как ушли из аппаратной?
– Прибежала сюда и ревела. Рыдала даже.
– И никуда отсюда не выходили? Кто-нибудь может это подтвердить?
– Никуда. Хотя... Нет, вспомнила – выходила... Я хотела Бориса найти и поговорить с ним – что дальше делать? Он же тоже работу потерял бы. Только я его нигде отыскать не могла – у кого ни спросишь, никто не знает, где он, все, как взбесившиеся, рвались поближе к этому победителю поближе.
– А у кого спрашивали, не помните? Никто не сможет подтвердить, где и когда видел вас в здании и разговаривал с вами?
– Наверное, никто... – горько проговорила Жанна. – Я сама в таком состоянии была, что и не помню, у кого спрашивала... Хотя... Может быть, Галя вспомнит? Она мне еще умыться посоветовала.
– А кто такая Галя?
– Галя Вавилова – наш старший редактор.
– Егор, – обратился Колапушин к Немигайло, – ты уже с Вавиловой беседовал?
– Не успел еще, Арсений Петрович. Других опрашивал.
– Жанна, а где мы можем найти сейчас Вавилову? – спросил Колапушин.
– Она в двадцать девятой комнате сидит, но я не знаю, там ли она сейчас. Хотите, я позвоню? – Жанна привстала с кресла и протянула руку к телефону.
– Не стоит звонить, Жанна, – твердо сказал Колапушин. – Егор Фомич ее и сам найдет.
– Все-таки вы мне не верите, – горько вздохнула Жанна, опускаясь в кресло. – Я же говорила, что не смогу ничего доказать... Ну пожалуйста, говорите с ней сами. Галина комната справа отсюда, в самом углу.