Шесть шестых
Шрифт:
Вот только Колапушин в то, что это заказное убийство, верил все меньше и меньше. Даже, можно сказать, совсем уже не верил. Зато в его голове постепенно складывалась совсем другая версия.
Из всех имеющихся фактов следовал очень простой и логичный вывод: выигрыш Ребриковым шестидесяти миллионов рублей все-таки подстроен, а Ребриков и Троекуров участвовали в этой махинации вместе. Но во всей этой истории был еще кто-то третий, который как минимум знал об этом заранее и принимал самое активное участие во всем происходящем.
И вот этот-то
Но ведь не могли же в этом участвовать все участники телесъемки! А все в один голос уверяют, что во время записи ничего необычного не происходило.
Правда, Немигайло так и оставался при своем мнении, что это сделали программисты, но тогда участие Троекурова в махинации с выигрышем попросту не потребовалось бы. А зачем же он пошел за декорацию, где его поджидал убийца? Действительно заметил что-то во время съемки? Но как убийца мог знать, что ведущий что-то заметит и пойдет за декорацию? Да и пистолет в Дом телевизионных игр был принесен заранее.
Нет, Троекуров все-таки был участником преступления, потому его и убили!
Однако пока и это все тоже оставалось только версией, а любая версия требует подкрепления доказательствами. Колапушин не слишком обольщался. Сколько раз в жизни ему приходилось убеждаться в том, что даже самые на вид логичные и правдоподобные версии легко могут рассыпаться только из-за того, что доказательства им попросту не соответствуют. Если Троекуров действительно был замешан во всем этом, то узнать, как он ухитрился подсказать Ребрикову правильные ответы, теперь можно было, только просматривая видеопленки.
На тех пленках, что Колапушин просмотрел еще на телевидении и потом у себя в кабинете, он так и не смог уловить ни малейшего намека на какую-то неестественность в поведении или фальшь в словах Троекурова. Наоборот – все у него получалось легко, быстро и совершенно органично. Наверное, надо показать пленки Егору – может быть, он свежим взглядом увидит что-то такое, что сам Колапушин пропустил.
Рассеянно взглянув на стопку видеокассет, лежащих на открытой полке простенького канцелярского шкафа, Колапушин задумался: а не стоит ли позвонить генералу Шугаеву, чтобы тот попросил Смолина сделать копии пленок с любой другой игры? Может, удастся что-то понять, сравнивая поведение Троекурова в двух разных играх? Раз даже никто из опытных работников телевидения не уловил никакой разницы, значит, изменения должны быть очень незначительными.
Но они должны были быть. Обязательно должны! А раз так – значит, их можно найти.
Если, конечно, сама версия Колапушина была правильной.
А вот это не факт. Далеко не факт!
Генерал Шугаев оказался легок на помине. В динамике селектора раздался щелчок, тихий шорох и сразу его голос:
– Арсений Петрович, ты на месте?
– На месте, Павел Александрович.
– Зайди ко мне. Хочу тебя с одним человеком познакомить.
Шуршание
Глава 27
Проходя длинным коридором Управления, не забывая попутно здороваться с попадающимися навстречу знакомыми сослуживцами, Колапушин продолжал недоумевать. Генерал Шугаев не имел привычки дергать подчиненных по пустякам, а по тому делу, которым занималась группа Колапушина, все фигуранты были, похоже, определены окончательно. Было совершенно непонятно, с кем же еще собирался познакомить его Шугаев.
Недоумение переросло в искреннее изумление, когда Колапушин вошел в кабинет.
Удивляться было чему – за длинным столом для совещаний сидел молодой негр.
Нет. Конечно, в кабинете начальника Криминальной милиции Москвы мог сидеть кто угодно: какие только вопросы не приходится ему иногда решать. Но почему генерал Шугаев именно сейчас вздумал знакомить Колапушина с каким-то негром?
А больше никого в кабинете не было. Только с ним и можно было познакомить.
Все эти мысли промелькнули в голове Колапушина, пока он пересекал огромный кабинет. Однако откровенно свое удивление показывать не стоило, поэтому он, пытаясь сохранить совершенно невозмутимое выражение лица, спросил:
– Вызывали, товарищ генерал?
– Арсений Петрович, – махнул рукой Шугаев, – да брось ты наконец это чинопочитание! Для тебя я всегда Павел Александрович. Вот, познакомься лучше. Это наш новый стажер из США вместо Рональда. Его зовут Джонатан Роулз.
– Здравствуйте, Джонатан, – приветливо произнес Колапушин, через стол пожимая руку привставшему со своего стула негру.
– И снова стажера ко мне в группу? – спросил он у генерала.
– А к кому же еще, Арсений Петрович? У тебя и твоих ребят есть уже опыт совместной работы с американцами, да и сыщик ты у нас не из последних. В случае чего краснеть за тебя не придется.
– Будем надеяться, Павел Александрович. А что же это так все время получается – все они да они к нам? А мы-то когда же к ним?
– Решается, решается вопрос, – досадливо отозвался Шугаев. – В министерстве решается. Сам знаешь, как они там решают. Но я за тебя и твоих ребят горой! Только... давай об этом потом поговорим, хорошо? А сейчас надо решить все вопросы с Роулзом.
– Конечно, Павел Александрович, – согласился Колапушин и, повернувшись к Роулзу, приветливо спросил: – Вы говорите по-русски, Джонатан?
– Я учил рашн... русски язык, – с акцентом, но довольно понятно ответил Роулз. – Я теперь учить лучше.
– Не сомневаюсь, что это произойдет очень быстро. Обычно, если люди вместе делают одну работу, понимание приходит как-то само собой. Да и Вася у нас неплохо по-английски говорит – выучился настоящему разговорному у Рональда, так что поймете друг друга. А почему вы не в форме? Рональд у нас всегда полицейскую форму носил.
Колапушин невольно улыбнулся, вспоминая некоторые забавные эпизоды, возникавшие иногда из-за того, что Рональд ходил в форме полиции Нью-Йорка.