Шесть шестых
Шрифт:
– Совсем ничего не нашли? – переспросил Немигайло разочарованным тоном. – И ничего не было?
– А вот этого я не знаю. В программе ведь могли быть временные файлы, которые автоматически стерлись с винчестера сразу после игры. Это не слишком сложно – ввел несколько команд на самоуничтожение файлов после использования и переделки некоторых команд в ядре программы – вот и все.
– Вы же ухитряетесь и стертые файлы восстанавливать.
– Это, Егор Фомич, возможно, если программист неопытный. На самом деле, когда дается команда уничтожить файл, с винчестера стирается только его название. А сам файл остается, просто компьютер считает, что это место на жестком диске свободно и можно записать туда другую
– И здесь пролетели... – разочарованно проговорил Немигайло, кладя трубку. – Чего теперь делать-то будем, Арсений Петрович?
– Придется, Егор, нам с тобой идти в экспертно-криминалистический центр и еще раз смотреть пленки. Теперь это наша единственная надежда.
– Вот еще, тащиться туда! – запротестовал Немигайло. – У нас же и у самих видак есть и пленки тоже. Что, у вас, что ли, их посмотреть нельзя?
– Понимаешь, раз даже никто из телевизионщиков ничего не заметил, значит если что-то там и есть, то уловить это очень и очень трудно. А на «вэхаэсках» качество изображения не из лучших. У экспертов все-таки видеомагнитофоны «Бэтакам». Цифровые, профессиональные. Качество изображения намного выше. И прогуляемся заодно пешочком. А вы познакомьте Джонатана с нашими проблемами, – повернулся он к Пупкину и Ечкину. – Мы с капитаном в ЭКЦ. Когда вернемся, не знаю.
– Да пойдем, пойдем, – сдался Немигайло. – А вы еще говорите – водку не пить! Да если ее не пить – обалдеешь от такой работы полностью! Жаль, сейчас нельзя. Но чайку с бутербродами и булочками мы все-таки выпьем! С утра ведь, Арсений Петрович, маковой росинки во рту не было!
Глава 28
Несмотря на то что после чая с бутербродами Егор заметно смягчился и подобрел, он все-таки продолжал по инерции ворчать даже тогда, когда оба сыщика вышли из проходной ГУВД и, пройдя немного в сторону центра, свернули налево в тихий московский переулок.
– Ну вот – что мы туда тащимся, Арсений Петрович? Сами же говорили, что операторы снимали только Троекурова и игроков. Экранов мониторов на изображении не видно. Если даже эти программисты что и нахалтурили с ответами, мы все равно этого засечь не сможем. И наши электронщики тоже ничего в их программах не нашли! Ну и смысл нам с вами в ЭКЦ топать?
– А ты помнишь, что компьютерщики за декорациями какую-то свою аппаратуру устанавливали?
– Ну да, работяги говорили, что это для связи с мониторами, которые у игроков, для того чтобы кабели не тянуть через всю площадку. А так – никаких проводов не нужно, эти мониторы вроде ноутбуков – на аккумуляторах работают. Вся связь по радио. А что, думаете, кто-то сигнал перехватывал? Или свой подавал?
– Нет, Егор, не думаю. Тут, понимаешь, – Колапушин вспомнил слова Жанны об условных сигналах на декорации, – мне один человек сказал, что сигнал не обязательно было подавать именно на монитор. Можно ведь и по-другому как-нибудь придумать. Вдруг там на декорации что-нибудь шевелилось или, например, подмигивало? Не знаю что, но технически это, наверное, осуществимо, как думаешь?
– Точно! – Егор моментально кончил ворчать и воодушевился. – И монтировщики эти говорили, что за декорациями, кроме них и электриков, никого не бывает – другим там делать нечего. Только для этой игрушки компьютерщики какие-то коробки свои ставят. А что они там ставят – монтировщики без понятия. Что хочешь можно туда запихнуть –
Идти до ЭКЦ было совсем недалеко, время за разговором прошло незаметно, и очень скоро, предъявив постовому удостоверения, оба сыщика прошли через проходную, около которой не висело никакой таблички с названием учреждения.
Порядок у Елены Викторовны, начальника лаборатории экспертизы видеоматериалов, царил идеальнейший. Оказывается, все видеопленки были уже занесены в память компьютера, что оказалось очень удобным – для просмотра не требовалось постоянно перематывать пленку в магнитофоне. Достаточно было выбрать в меню нужный фрагмент любой из пленок, время его начала, и через долю секунды на одном из двух огромных мониторов специальной экспертной компьютерной системы появлялось нужное изображение. Можно было даже при желании одновременно отсматривать на разных мониторах один и тот же фрагмент, снятый двумя операторами с разных точек.
Посидев с Колапушиным и Немигайло минут двадцать и убедившись, что Колапушин разобрался в премудростях работы с программой, Елена Викторовна ушла, оставив им подробные бумажные распечатки с инструкциями по работе с компьютерной системой и полным содержанием видеоматериалов, занесенных в память компьютера.
Очень скоро Колапушин настолько привык к общению с этой действительно очень удобной программой, что и в распечатки заглядывать практически перестал. Отличное качество изображения на больших экранах, простота обращения с компьютером, легкость перехода с фрагмента на фрагмент, даже удобные кресла в тихой комнате с затемненными плотными шторами окнами – все здесь способствовало работе.
Вот только работа никак не шла! Ни Колапушин, ни Немигайло, сколько бы ни приглядывались к меняющимся кадрам, так и не могли уловить малейшей неестественности в поведении или словах Троекурова. Все выглядело совершенно нормально, какая бы камера ни снимала его, кого-нибудь из игроков или даже зрителей.
– Пустышку тянем, Арсений Петрович! – в очередной раз высказался Немигайло, протяжно зевнув. – Не подсказывал он ему, видно же. Ни словами, ни жестами, ни мимикой – ну никак! Это точно что-нибудь эти компьютерщики в программе нахимичили, только мониторов здесь совсем не видно. Ну чего бы оператору не снять хоть один монитор?
– Так ведь это совершенно никому и не нужно, Егор. На них же ничего интересного для зрителей нет, да и видно все равно было бы плохо. Вся эта информация, сам вопрос и варианты ответов, которые подавались на монитор игрокам, вносятся на пленку потом в электронном виде. А операторам важно было снять игроков и ведущего – вот они их и снимали.
– А чего этот Троекуров все время трепался как заведенный? Ну я понимаю, когда вопрос задан и минута пошла. Он игрокам этим обязан был мешать думать – вот и выкаблучивал изо всех сил. А между вопросами-то зачем он им мозги постоянно компостировал? Надо же столько всего наговорить! У меня уже в ушах от него звенит. Вроде я по телику эту передачу смотрел... Он раньше столько не разорялся. Может, в этом все дело?
– Нет, Егор, – улыбнулся Колапушин. – Я тоже обратил на это внимание еще там, в студии. Гусев, их режиссер, мне все объяснил. Тут вот в чем дело – игра может протекать по-разному и на разном номере вопроса может окончиться. А на экране она должна идти всегда одно и то же время, понимаешь? Вот Троекуров и наговаривал много лишнего. Ты вот не увидел, а он маленькие такие паузы между фразами иногда делал, практически незаметные. Это для того, чтобы потом, при монтаже, можно было вырезать лишнее, если потребуется в хронометраж уложиться. И все ведь без заранее подготовленного текста – работал на сплошной импровизации! Действительно очень талантливый артист был.