Шесть шестых

Ильвовский Сергей

Ребриков, не обращая никакого внимания на слова ведущего, хмуро смотрел в свой монитор, морщась и перебирая губами. Наконец, решившись, он протянул руку и нажал кнопку на пульте.

– Я видел, какую кнопку нажал Николай! – Эти слова Троекуров говорил уже прямо в камеру, обращаясь к телезрителям. – Я не знаю правильного ответа на этот вопрос, но, по-моему, он не прав! Лично я думаю, что это спирт! Если вспомнить, сколько водки выпивается за год в одной только нашей стране... А существуют ведь и другие страны, в которых тоже встречаются пьющие люди! И спирт, представьте себе, не только для производства водки или текилы какой-нибудь требуется! Он и в промышленности очень широко используется. Но это выбор Николая! Если он ответил

правильно, то выиграет десять миллионов рублей! А вот если неправильно... Вы не забыли – мы же с вами уже в шестом туре! Неправильный ответ на вопрос шестого тура приводит к тому, что у игрока вычитают все шесть шестых его выигрыша, то есть все! Николай вполне может потерять уже выигранные им шесть миллионов рублей! Итак, внимание! Минута прошла! Николай, вы оказались совершенно правы! Это ответ номер шесть – сахар! И вы нажали именно шестую кнопку! Вы уже выиграли десять миллионов рублей! Не собираетесь остановиться на этом? Я просто обязан спросить вас – вы будете отвечать на следующий вопрос?

– Буду! – угрюмо буркнул на телеэкране Ребриков, не отрывая глаз от монитора.

– Я восхищаюсь вами! – пафосно произнес Троекуров. – Я бы на вашем месте не стал так искушать судьбу. Фортуна, Николай, очень капризна! Но ваше слово сказано, и ничего изменить больше нельзя! Сейчас на вашем мониторе возникнет следующий вопрос – вопрос стоимостью в двадцать миллионов рублей! Учтите, он будет еще сложнее!

* * *

Нажав кнопку на пульте, Колапушин остановил воспроизведение.

– Ну, Егор, убедился?

– Точно, как в аптеке, Арсений Петрович! Шестой номер ответа, и Троекуров начал со слова «смелее». На букву «эс» начинается. Но все равно Ребриков мог спутаться – видели, как губами перебирает. От волнения вполне мог перепутать, на какую букву какой номер ответа, – и вся их комбинация пошла бы боком.

– Не мог, Егор, не мог Ребриков перепутать букву, – заулыбался Колапушин.

– Это почему это не мог? Еще как мог!

– Ты сможешь сейчас назвать мне, в какой последовательности идут цвета в радуге? – задал неожиданный вопрос Колапушин.

Но сбить с толку воодушевленного да еще выпившего изрядное количество пива Егора сейчас было делом совершенно нереальным.

– Да влегкую, Арсений Петрович!

Немигайло начал медленно перечислять порядок цветов в радуге. При этом он морщился, загибал пальцы, шевелил губами и со стороны очень напоминал Ребрикова, которого они оба только что видели на телеэкране.

– Значит, так... красный, оранжевый... желтый... зеленый, потом...

– Стоп, стоп, стоп! – Колапушин поднял руку. – Верю! Верю, что ты знаешь. А теперь объясни мне, как ты это вспоминаешь?

– Так еще в школе учил... На физике. Просто надо помнить фразу «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Дальше просто – по первым буквам: «к» – красный, «о» – оранжевый, «ж» – желтый. Ну и дальше, до фиолетового. А на кой ляд вам эта радуга-то сдалась, Арсений Петрович?

– А ты сюда посмотри! Они просто-напросто использовали эту известную почти всем фразу. Вот и любуйся: «к» – значит первый ответ, «о» – второй и так далее! Это же и есть та самая мнемотехника, о которой ты так удачно сегодня вспомнил! – Колапушин протянул Немигайло лист бумаги.

На листе рукой Колапушина крупными буквами была написана та же самая фраза: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Под каждым словом стояли цифры от единицы до семерки.

– Так в радуге же семь цветов, – несколько недоуменно сказал Немигайло, посмотрев на листок.

– А они букву «эф» и не использовали. Тем более что слов, начинающихся на нее, вообще очень мало, и почти все они иностранные.

– Но Троекуров же разные слова говорил!

– Так в этом-то вся тонкость их махинации и заключалась! Ответов всего-навсего шесть, поэтому если бы Троекуров кодировал каждый ответ одним определенным словом, то каждое

из них он вынужден был бы произнести за время игры шесть раз. Рано или поздно это кто-нибудь обязательно заметил бы. А он-то говорил разные слова! Совершенно обыкновенные, часто всеми нами употребляемые. Я тут записал – он ни разу не повторился, понимаешь?! Главным для них было, чтобы самое первое слово в его реплике, которое он скажет сразу после вопроса, начиналось с буквы, соответствующей номеру правильного ответа. Скорее всего он эти слова подобрал заранее и заучил их до автоматизма. Может быть, даже и фразы какие-нибудь готовые составил – этого мы уже никогда с тобой не узнаем. Вообще основная часть работы лежала, конечно, на нем, а Ребрикову оставалось только внимательно запомнить первое слово реплики, сообразить, на какую букву оно начинается, и нажать соответствующую кнопку. Потому-то он и был так сосредоточен – просчитывал в уме всю эту их «радугу». Ему важно было не сбиться со счета – может, он и не один раз успевал себя проверить за эту минуту.

– Получается, что эти охотнички точно знали, где сидит фазан! – весело констатировал Немигайло.

– Получается, Егор, что так. И жи-ирный фазан, заметь! Очень жирный! Только вот это нам, к сожалению, мало что дает.

– Почему мало, Арсений Петрович? Считайте, мы этого Ребрикова уже заловили!

– А на чем мы его поймали? Мы с тобой убийство расследуем, а Ребриков никак не мог убить Троекурова, сам знаешь. Он мошенник, и не более того. Это преступление, конечно, но не убийство, Егор! Мошенничество почти наверняка связано с этим убийством, но убийца все-таки не он, а кто-то другой! И к этому другому мы с тобой пока даже и близко не подобрались.

– Арестуем Ребрикова, допросим с пристрастием – расскажет все как миленький!

– Расскажет, если сам знает. А если не знает? Ты вспомни, как он напугался, когда произошло убийство. Он, видимо, думал, что их в этой комбинации только двое, поэтому так и растерялся. Ты же понимаешь – неожиданно узнать о том, что есть неизвестный ему человек, который прекрасно знает о механизме их махинации и может в любой момент подвести его под суд, – да такое любого напугает! А убийство только подтверждает, что человек этот ни перед чем не остановится. Не завидую я Ребрикову, очень не завидую!

– Наружку за ним надо пустить, Арсений Петрович! Не за красивые же глаза Троекурова грохнули! Убийца на Ребрикова рано или поздно должен выйти! Надо ведь им бабки как-то поделить – из-за них же все! Вот тогда мы его и возьмем!

– А когда он на него выйдет? Ребриков теперь постоянно находится в его руках, мы же не можем вести наблюдение постоянно, никто нам это не разрешит. К тому же, – Колапушин задумался, – совершенно не факт, что он вообще на него выйдет.

– То есть как это – не выйдет?! – Немигайло чуть не задохнулся от удивления. – А как же он тогда деньги свои получит? Договориться-то между собой они как-то должны?

– Может быть, это все вовсе и не из-за денег. Во всяком случае не из-за этих денег.

– Что-то не понимаю я вас, Арсений Петрович! Из-за чего же тогда еще?!

– Как я понял, Егор, телевидение – сложный механизм, очень сложный. Там разные интересы могут пересекаться, совершенно для нас с тобой неожиданные! И вовсе не исключено, что вся эта история была затеяна вовсе не из-за этих миллионов, – могут быть и другие мотивы.

– Ну вы уж совсем, извините, в какие-то дебри полезли. Какие, к черту, «другие мотивы»?! Да быть такого не может – чтобы кто-то два миллиона долларов просто так дяде Коле Ребрикову подарил! Не-е, из-за денег это все – вот увидите! И Троекурова из-за них убили. Чего только этому Троекурову не хватало – в толк просто взять не могу! Артист знаменитый, жена молодая, дочка. Дома, сами говорили, достаток полный. Так нет же, мало ему показалось! Польстился на бабки, вот и получил. Как говорится, полный расчет!