Шесть соток волшебства
Шрифт:
Свернув направо, Инга припарковалась перед «Пятерочкой». Милый и заботливый ухажер, был, конечно, немножечко мертвый. Но кормить его все-таки надо.
Свежесваренная молодая картошка выдыхала густые клубы пара. Инга бросила в кастрюлю кусок домашнего масла, и по сахарно-рассыпчатым разломам поползли медленные золотые ручейки. Щедро сыпанув поверху свежего укропа, Инга перемешала картошку и вывалила ее в глубокую тарелку, добавив для красоты несколько листиков мяты.
— Ух ты, как пахнет! — Славик, остановившись на пороге, повел носом, как гончая, выслеживающая зайца. — А что
— Не жарится, а тушится. Свинина с грибами.
— Ездила на рынок?
— Размечтался. В «Пятерочку». На рынок я не успела.
— Работы много было?
— Не совсем, — Инга помешала ложкой соус, попробовала и чуть-чуть досолила. — Я к Валентине Михайловне ездила.
— Вот как, — опустившись на стул, Славик уже привычным движением подтянул длинные ноги. — И что узнала?
— В общем-то ничего. Детей с порчей Валентина видела, но кто ее навел, понятия не имеет. И как вылечить, тоже не знает, — еще раз размешав соус, Инга выключила плиту и начала раскладывать мясо по тарелкам. — Кстати, а почему ты называешь Валентину Михайловну бабВалей? Она, конечно, не девушка, но на старуху точно не тянет.
— Кто, бабВаля? Не тянет? Да ей сто лет в обед, — изумленно задрал брови Славик. — Тощая вся и скрюченная, как урюк.
— Странно. По-моему, ей лет пятьдесят, не больше. А ты когда ее видел в последний раз?
— Не помню уже. Давненько. Я тогда, кажется, студентом еще был, — подцепив кругленькую, глянцевую от масла картофелину, Славик осторожно подул на нее. — Но если бабВаля тогда старухой была, сейчас она должна выглядеть, как мумия фараона Хеопса.
— Мумия Хеопса до сих пор не найдена. Есть только пирамида Хеопса.
— Серьезно? Понятия не имел. Тогда пусть не Хеопса. Пусть Тутанхамона. Но бабВаля в любом случае ветхая бабка.
— О да. Типичная мужская позиция. Все женщины старше тридцати — пожилые, а старше пятидесяти — вообще мумии.
— О да. Типичная женская позиция. Нельзя говорить правду, можно говорить только приятное, — фыркнул Славик и тут же посмотрел настороженно. — Это шутка была, если что.
— Да что ты говоришь! Без объяснения в жизни бы не догадалась, — ухмыльнулась Инга, и Славик, обмякнув лицом, улыбнулся в ответ.
На самом деле Инга тоже шутила. Она вовсе не думала, что Славик преувеличивает. Для подростка женщина пенсионного возраста вполне может выглядеть старухой точно так же, как для первоклассника все десятиклассники — взрослые дяди. Просто смещенный фокус, который с годами выправляется. Вот только Славик Валентину Михайловну больше не видел, поэтому нового мнения о ней не составил.
Посуду мыли вдвоем. Вытаскивая из стопочки тарелки, Инга старательно надраивала их губкой, взбивая в процессе сугробы белой, отдающей химозным лимончиком пены. Потом тарелки переходили к Славику, который вытирал их и расставлял по местам. Было в этом что-то удивительно успокаивающее — выполнять только свою часть работы, оставляя все остальное на откуп напарнику. И точно знать, что он сделает все как надо.
Славик аккуратно принимал тарелки двумя руками, протирал-оглаживал их пушистым полотенечком и точным движением отправлял на полки. Намывая очередную плошку, Инга искоса наблюдала за его уверенными неспешными движениями. Как длинные загорелые пальцы скользят по фаянсу… Как Славик тянется к серванту,
— Ай, черт! — всплеснула руками Инга.
Салатница, выскользнув из мокрых ладоней, обрушилась в мыльную воду. Через бортики плеснуло на пол, в воздух взлетели хлопья пены, оседая на стенах, на столешнице и на самой Инге.
Славик фыркнул, встряхнув головой. На лбу, точно над бровью, прилип клочок пены, ослепляюще-белый на смуглой коже.
— Стой, — зачем-то остановила Славика Инга и потянулась к пене сама. Провела ладонью по лбу, не отводя взгляда от ярких — зеленый мох на темной земле — глаз. Зачем-то скользнула пальцами по виску. Погладила щеку. Славик стоял, не двигаясь, и крепко, до белых пальцев сжимал мокрую чашку.
Инга снова погладила его по щеке. Коснулась пальцами волос. Пробежала ногтями по шее.
— Что ты делаешь? — шепотом спросил Славик.
— Не знаю, — так же шепотом ответила Инга и шагнула вперед.
— Ты же понимаешь, что станет только хуже?
— Понимаю, — Инга провела указательным пальцем по брови, очертила линию скулы, погладила губы.
— Потом ты пожалеешь.
— Наверняка. Но это будет потом, — Инга вскинула голову и требовательно нажала Славику на шею. Мгновение он колебался, жесткий и неподвижный, как манекен. А потом осторожно, словно во сне, наклонился и прижался губами к губам. Не было безумной страсти, не было фейерверков и огней. Славик целовал глубоко и медленно, гладил Ингу по спине, по плечам, по волосам, словно успокаивал плачущего ребенка. И Инга действительно успокоилась, скользнула в эту тягучую, обволакивающую теплоту и сладость, поплыла в ней, растворяясь и забывая себя. Обняв за талию, Славик приподнял Ингу и усадил на стол, тут же вклинившись между разведенными ногами. Он покрывал поцелуями лоб, щеки, шею, легко, почти целомудренно сжимал грудь. Инга цеплялась за Славика, как утопающий за обломок доски, и тонула, тонула в этом океане нежности.
— Мы что-нибудь придумаем, — охрипшим голосом выдохнула она, когда Славик на секунду отстранился. — До декабря куча времени, мы обязательно что-нибудь придумаем.
— Обязательно, — криво улыбнулся Славик. И поцеловал снова.
Глава 31 Три удовольствия настоящего мужчины. Ну ладно, два
Глава 31 Три удовольствия настоящего мужчины. Ну ладно, два
Совершенно незнакомые люди, грохочущие кулаками в калитку, стали привычной частью реальности. В Москве внезапный звонок в дверь вызывал удивление и настороженность, а здесь… Здесь люди просто приходили. И это было в порядке вещей.
— Хозяйка-а-а-а! — очередной протяжный вопль поплыл над садом, переливаясь тоскливыми обертонами. — Хозяйка-а-а-а!
— Да иду я! Иду! — отозвалась с крыльца Инга, в третий раз попадая ногой мимо тапочка. — Подождите немного!
Поймав наконец-то стопой уворачивающийся сланец, она торопливо сбежала со ступенек и поспешила к калитке.
— Что вы хотели?
Невысокая полноватая девушка быстрым движением поправила прядку рыжих волос.
— Добрый день. Это же вы Белобокова-младшая?