Шесть соток волшебства
Шрифт:
Но с другой стороны… Людоедская фанатичная целеустремленность бабки вызывала уважение. И даже в некотором роде жалость. Старуха, разочаровавшись в сыне, сосредоточила всю свою любовь на внуке — и в этой любви пошла до конца.
Если бы Инга потеряла единственного близкого человека — что она сделала бы? Как далеко зашла в попытках его вернуть?
Аккуратно сложив письмо, Инга сунула его в папку с документами на дом и взялась за веник. Смела в совок осколки кафеля и куски штукатурки, пропылесосила пыль, прикрыла развороченную лежанку струганными досками из сарая.
Протерев пыль, Инга застелила раскуроченную лежанку льняным полотенцем, разложила спелые яблоки и водрузила по центру глиняный кувшинчик с цветами. Подумав, она добавила в композицию несколько пыльных букетиков высушенного зверобоя и чабреца, полностью заполнив пространство. Теперь лежанка выглядела как инсталляция безумного художника, зато следы спонтанных археологических раскопок исчезли полностью.
А под салфеточки и букетики Вячеслав точно не сунется. К — конспирация.
Глава 27 Добрая бабушка Валя
Глава 27 Добрая бабушка Валя
Санька вертелся на стуле, болтал ногами и постоянно порывался соскочить. Наталья ловила его, прижимая узенькие плечики вниз, угрожающе что-то шипела и тут же просительно улыбалась Инге — как будто боялась, что та устанет от бесконечных и бессмысленных усилий.
Вторая попытка тоже ничего не дала.
Успокоившаяся и отдохнувшая, Инга снова сцепилась с порчей. Она ковыряла проклятие со всех сторон, искала слабые места, щели или хотя бы узенькие нити трещин, которые можно подцепить, заякориться и оттуда уже разламывать по кусочкам черный панцирь, но раз за разом утыкалась в монолит. В порче не было слабых мест. В ней не было щелей. И не было трещин. Монолитная, как яйцо из карбида вольфрама, порча сияла безукоризненным совершенством — и неумолимо пережевывала Санькину жизнь, всасывая ее в себя и переваривая.
— Да сиди ты спокойно! — отчаявшись, гаркнула Наталья, виновато моргнула и потупилась. — Вы извините нас, Инга Викторовна. Так-то Саня послушный, спокойный, просто устал к вечеру, вот и капризничает. Сиди тихо, я тебе говорю! — зашипела она на сына. — Не шевелись, пусть тетя тебя внимательно рассмотрит. А я тебе завтра киндер куплю.
— Два! — широко улыбнулся щербатым ртом Санька. — Тетя Инга, а у вас конфет нету?
— Саня… — шокированно охнула Наталья. — Отстань от Инги Викторовны, у тебя своих конфет целый пакет валяется.
— Ну так они же дома. А я тут, — логично возразил Санька. — Я думал, здесь тоже конфеты будут. Как в больнице.
— Вы извините нас, — снова испуганно заморгала Наталья. — В больнице у педиатра вазочка с леденцами на столе стоит, чтобы детишки не сильно нервничали. Вот Санька и привык, что если осмотр — так обязательно сладости.
— Да. Тетя врач добрая, — авторитетно закивал Санька, сползая на краешек стула. Наталья, поймав его за плечи, предотвратила попытку побега. — Тетя врач добрая. И на регене
— Понимаю, — так же серьезно согласилась Инга, срезая с русой головы прозрачную прядку волос. — В больнице все тети добрые, а если и делают что-то неприятное, то только ради твоей пользы.
— Ага. Ради пользы. Шприцем колют, трубкой слушают и градусником мерят, — перечислил все свои беды Санька. — А знаете, что еще?
— И что же? — подняла брови Инга.
— Я для тети в лабатории в стаканчик писаю, — шепотом сообщил Саня. — Потому что ей очень надо.
— Для анализов, — согласилась Инга. — Для анализов самые разные вещи берут. Вот я, скажем, у тебя немного волос отрезала и ногти остригла.
— Но в лабатории печенье дают. Баба Валя добрая, она меня всегда жалеет и печеньями угощает.
— Саня! — болезненно поморщилась Наталья. — Прекрати сейчас же! Ведешь себя так, будто тебя дома не кормят!
— Ничего-ничего, я действительно могла бы приготовить какое-то угощение. — рассеянно пробормотала Инга, опуская отрезанные волосы в заговоренную воду. Санька, немедленно взобравшись с ногами на стул, сунулся носом в плошку.
— А что вы делаете?
— Анализы. Это такой специальный анализ, — Инга сдвинула плошку за пределы досягаемости. — Так что там за баба Валя такая, а, Саня? Она в лаборатории работает?
— Да. Она там пол моет, — тут же наивно отвлекся Санька, опуская попу на стул. — Баба Валя добрая, только старая. Мы всегда разговариваем, когда я кровь сдаю, а потом баба Валя дает мне печенье.
— Вкусное?
— Очень. С лящиной.
— Лещина — это действительно очень вкусно. И полезно. Знаешь, сколько в ней витаминов! — Инга бросила в воду щепотку соли, закрутила против часовой стрелки серебряной ложкой и встряхнула плошку. Прядка русых волос, неподвижно лежащая в центре крохотного водоворотика, стремительно потемнела и камнем упала на дно.
— Ну что? Вы… сможете? Хотя бы что-нибудь? — почему-то шепотом спросила Наталья.
Не поднимая глаз от плошки, Инга покачала головой. Смотреть на Наталью она боялась.
— Ладно. Тогда я Саньку домой отведу, — взяв притихшего мальчика за руку, Наталья потянула его к двери. — Я зайду к вам через полчасика. Хочу кое-что рассказать.
— Я буду ждать, — сделав усилие, Инга заставила себя посмотреть Наталье в глаза. — Простите. Мне жаль.
— Ничего. Я, в общем-то, так и думала.
В ожидании Натальи Инга снова начала уборку — бессмысленную, как дождь над обильно политой землей. Зачем-то обмахнула тряпкой и без того чистые полки, протерла губкой сияющий хромированный кран, выровняла шеренгу надраенных чашек. Время тянулось, как содранная полоска кожи, причиняя боль и все никак не обрываясь.
Когда Наталья снова постучала в дверь, Инга уже накрыла стол для чаепития и в пятый раз вскипятила воду.
— Проходите, — посторонилась она, пропуская гостью в дом. — Я подумала, что с чайком будет приятнее.