Шесть соток волшебства
Шрифт:
— Какого хрена ты всегда так неудобно одет?
— Хороший вопрос. В следующий раз укажу в завещании, чтобы похоронили в футболке, — сдвинул руку повыше Славик, нащупывая правильную точку. Инга охнула и закусила губу.
— Ты точно уверен, что я не могу расстегнуть твои джинсы?
— Нет. Но я уверен, что не хочу проверять, — Славик надавил, скользнул пальцами вверх и вниз, целуя и прикусывая чувствительное местечко за ухом. Очень, очень чувствительное. Инга даже не подозревала, насколько.
— Тебе опять придется идти в
— Не самая большая проблема в моей жизни, — ухмыльнулся Славик и поцеловал Ингу, обрывая спор. Его пальцы двигались вверх-вниз, вверх-вниз в ровном, безостановочном ритме, словно бился в берега океан, вымывая из головы все мысли. Прикрыв глаза, Инга прижалась лбом к широкому плечу, то вылизывая соленую кожу, то впиваясь короткими голодными укусами.
— Я еще сниму с тебя джинсы. Мы что-нибудь придумаем, и я их сниму.
— Обязательно, — жарко выдохнул Славик и быстро, щекотно поцеловал в ухо.
Глава 47 Время решать
Глава 47 Время решать
— Фух, — встряхнул мокрой головой Славик, разбрызгивая капли воды. Лицо у него было бессмысленно-оглушенным, как у боксера, пропустившего удар. — Фух, черт. Твою мать.
— А я просто хотела поговорить, — заправив футболку в джинсы, Инга расправила ткань и застегнула пуговицу. Прикосновения к разгоряченной коже ощущались почти болезненно.
— Давай поговорим, — уже привычным движением подхватив Ингу на руки, Славик опустился на стул. — Будут еще сюрпризы?
— Будут, — поерзав, Инга уперлась затылком в широкое плечо. — Я думаю, что порча у детей — это работа Валентины. Она развернула заговор, которым Евдокия Павловна привязала тебя ко мне, и тянет из них силы.
Славик замолчал. Длинные смуглые пальцы отбивали по столешнице монотонную дробь.
— Уверена?
— Ну как я могу быть уверена? Просто подозреваю, — потянувшись, Инга подцепила блокнот и раскрыла страницу со схемой. — Вот, смотри. Время сходится, возможности есть, знания — тем более.
Несколько минут Славик изучал записи, потом захлопнул блокнот.
— Ну и нахрена оно бабВале сдалось? Нет, я не спорю, старушка, конечно, исключительно пакостная. Но жила себе спокойно, жила — а потом бац! грянулась оземь и обернулась чудищем лесным.
— Честно? Понятия не имею. Что-то произошло — в прошлом году или в позапрошлом. Что-то, заставившее Валентину изменить свои взгляды на жизнь.
— Елки высаживать и детей пачками морить — это, по-моему, немножко не то же самое.
— По-моему, тоже. Но у Валентины могут быть другие взгляды.
Славик снова замолчал, выстукивая пальцами стремительный ровный ритм. Инга терпеливо ждала.
— Понял, — наконец кивнул он. Безостановочная, как обложной дождь, дробь оборвалась. — И что ты собираешься делать?
— Понятия не имею. Убрать привязку может тот, на кого она замкнута.
— Ну… Можем попробовать напугать.
— Серьезно? Чем именно?
— Чем-чем, — помрачнел Славик. — Старое доброе насилие. Оно никогда не подводит.
— Рехнулся? Тебе хорошо, ты умер. А на меня Валентина сразу же заяву накатает. Пришла психованная москвичка, набросилась на пенсионерку, к тому же еще и ветерана…
— Не накатает. Купи билет в кино на ночной сеанс, в бар завались и свару устрой, чтобы все запомнили и алиби подтвердили. А к Валентине я сам схожу.
— И она тебя нахрен пошлет. Что дальше? Будешь старушку-ветерана ногами бить? Пальцы в тиски ей зажмешь? Пакет на голову намотаешь?
— Нет, ну зачем сразу пакет… — поставленный перед конкретной задачей, Славик предсказуемо смутился и сник. — Зачем пакет? Так, вообще. Напугаю.
— Как? Рожу страшную скорчишь? Да эту бабку убийства не напугали.
— Если она их вообще совершала. Вдруг ты ошиблась?
— Вот именно. Вдруг я ошиблась. Что это? — вскинулась Инга. Откуда-то издалека надвигался мерный пульсирующий вой. Вскоре к нему добавились красно-синие брызги проблесковых маячков, и скорая с визгом притормозила перед домом Натальи. — Твою мать…
— Твою мать, — эхом откликнулся Славик.
Приникнув к окну, они наблюдали, как невысокая полноватая женщина выбралась из кабины. Голубой халат в тусклом свете уличного фонаря казался неопрятно-серым. Неловко отставив руку с чемоданчиком, врач торопливо прошла к калитке, которая тут же распахнулась. Наталья в куцем халатике поверх ночной сорочки выскочила навстречу, взмахивая руками, как крыльями, подхватила женщину под локоть и утащила в темноту двора.
— Твою мать, — повторил Славик.
Прилипнув лбами к стеклу, они не двигались с места и, кажется, не дышали. Минут через десять калитка снова распахнулась. Врач отперла створки, раскрыв тускло освещенное нутро скорой помощи. Наталья, уже переодетая в футболку и джинсы, забралась внутрь, и незнакомый лысоватый мужчина передал ей бессильно обмякшего ребенка.
— Кто это? — шепотом спросила Инга.
— Муж Наташки, — так же шепотом ответил Славик.
Врач захлопнула дверцы. Скорая помощь, тоскливо взвыв сиреной, сдала назад, развернулась и умчалась, рассыпая вокруг себя крошево красно-синих огней.
— Это может быть аппендицит. Или несчастный случай — тусклым, как вылинявшая тряпка, голосом сказал Славик.
— Ты действительно в это веришь?
— Нет. Не верю.
Тишина повисла в комнате, тяжелая, как могильная плита. Собственное дыхание вдруг показалось Инге оглушающе громким, и она, зажав ладонью рот, опустилась на стул.
Нужно было что-то сделать.
Она ничего не могла сделать.
Но что-то сделать нужно обязательно.
— Бери ключи, — тихо и тяжело бросил Славик. — Подбросишь меня до дома бабВали.