Шесть спичек (сборник)
Шрифт:
— Многие. Андрей Андреевич полагает, что нейтринная акупунктура мобилизует какие-то неизвестные нам силы организма. Не фагоциты, не нервная стимуляция, а что-то еще, несравненно более мощное. Но он не успел… Он говорил, что нейтринными уколами можно будет лечить любое заболевание. Интоксикацию, сердечные болезни, злокачественные опухоли…
— Рак?
— Да. Ожоги… возможно, даже восстанавливать утраченные органы. Он говорил, что стабилизующие силы организма огромны, и ключ к ним — в коре головного мезга. Нужно только обнаружить в коре точки приложения
— Нейтринная акупунктура… — медленно, словно пробуя звуки на вкус, произнес инспектор. Потом он спохватился: — Отлично, товарищ Горчинский. Очень вам благодарен. (Горчинский криво усмехнулся.) А теперь будьте добры, расскажите, как вы нашли Комлина. Ведь вы, кажется, были первым, кто обнаружил его…
— Да, я был первым. Пришел утром на работу. Андрей Андреевич сидел… лежал в кресле за столом…
— В «нейтриннике»?
— Да, в помещении нейтринного генератора. На черепе у него была обойма с присосками. Генератор был включен. Мне показалось, что Андрей Андреевич мертв. Я вызвал врача. Все.
Голос Горчинского дрогнул. Это было так неожиданно, что инспектор задержался с очередным вопросом. «Так-так», — отстукивал директор, глядя в окно.
— А вы не знаете, какой эксперимент ставил Комлин?
— Не знаю, — глухо сказал лаборант. — Не знаю. На столе перед Андреем Андреевичем стояли лабораторные весы, лежали два спичечных коробка. Из одного спички были вынуты…
— Постойте. — Инспектор оглянулся на директора и снова взглянул на Горчинского. — Спички? Спички… При чем здесь спички?
— Спички, — повторил Горчинский. — Они лежали кучкой. Некоторые были склеены по две, по три. На одной чашке весов лежали шесть спичек. И там был листок бумаги с цифрами. Андрей Андреевич взвешивал спички. Это точно, я проверял сам. Цифры совпадают.
— Спички, — пробормотал инспектор. — Зачем это было ему нужно, хотел бы я знать… У вас есть хоть какие-нибудь соображения по этому поводу?
— Нет, — ответил Горчинский.
— Вот и сотрудники ваши рассказывали… — Инспектор задумчиво потер рукой подбородок. — Фокусы эти… с огнем, со спичками… Видимо, Комлин работал еще над какими-то вопросами, помимо нейтринной акупунктуры. Но над какими?
Горчинский молчал.
— И опыты над собой он делал неоднократно. У него кожа на черепе сплошь покрыта следами этих ваших присосков.
Горчинский молчал по-прежнему.
— Вы никогда прежде не замечали у Комлина способности быстро считать в уме? Я имею в виду — до того, как он показывал вам свои фокусы.
— Нет, — сказал Горчинский, — не замечал. Ничего подобного не замечал. Теперь вы знаете все, что знаю я. Да. Андрей Андреевич делал опыты над собой. Испытывал на себе нейтринную иглу-луч. Да, полоснул себя бритвой по руке… Хотел проверить на себе, как нейтринная игла заживляет раны. Не вышло… тогда, И он вел параллельно какую-то работу в тайне от всех. От меня тоже. Что за работа, не знаю. Знаю только, что она связана с нейтринным облучением. Все.
— Кто-нибудь, кроме вас, знал об этом? — спросил инспектор.
— Нет. Никто не знал.
— И
— Нет.
— Вы свободны, — сказал инспектор. — Можете идти.
Горчинский поднялся и, не поднимая глаз, повернулся к выходу. Инспектор глядел на его затылок. На затылке белели проплешины — не одна, а именно две, как и показалось ему в самом начале.
Директор смотрел в окно. Низко над площадью повис небольшой вертолет. Сверкая ртутным серебром фюзеляжа и тихонько покачиваясь, он принялся медленно поворачиваться вокруг оси. Сел. Откинулась дверца, из нее вылез пилот в сером комбинезоне, легко спрыгнул на асфальт и пошел к зданию института, на ходу раскуривая папироску. Директор узнал вертолет инспектора. «На заправку ходил», — рассеянно подумал он.
Инспектор спросил:
— А не ведет нейтринная акупунктура к поражению психики?
— Вряд ли, — ответил директор. — Комлин утверждает, что не ведет.
Инспектор откинулся на спинку кресла и стал глядеть в матово-белый потолок.
Директор сказал негромко:
— Горчинский уже не сможет работать сегодня. Напрасно вы так…
— Нет, — возразил инспектор, — не напрасно. И простите, товарищ Леман, вы меня удивляете. Сколько, по-вашему, у нормального человека может быть лысин? И эти шрамы на руках… До-остойный ученичок Комлина.
— Люди любят свое дело, — сказал директор.
Несколько секунд инспектор молча глядел на директора, катая на скулах желваки.
— Плохо они его любят, — сказал он, — по старинке любят, товарищ Леман. И вы их, этих людей, плохо любите. Мы богаты. Самая богатая страна в мире. Мы даем вам любую аппаратуру, любых подопытных животных, в любом количестве. Работайте, исследуйте, экспериментируйте… Так почему же вы так легкомысленно транжирите людей? Кто вам позволил так относиться к человеческой жизни?
— Я…
— Почему вы не выполняете постановления Президиума Верховного Совета? Когда наконец прекратится это безобразие?
— Это первый случай в нашем институте, — сердито сказал директор.
Инспектор покачал головой.
— В вашем институте… А в других институтах? А на предприятиях? Комлин — это восьмой случай за последние полгода. Варварство! Варварский героизм! Лезут в автоматические ракеты, в автобатискафы, в атомные реакторы на критических режимах… — Он с трудом усмехнулся. — Ищут кратчайшие пути к истине, к победе над природой. И нередко гибнут. И вот ваш Комлин — восьмой. Разве это допустимо, профессор Леман?
Директор упрямо насупился.
— Бывают обстоятельства, когда это неизбежно. Вспомните о врачах, прививавших себе холеру и чуму.
— Эти мне исторические аналогии… Вспомните, в какое время мы живем!
Они помолчали. Близился вечер, в дальних от окон углах кабинета росли прозрачные серые тени.
— Между прочим, — сказал вдруг директор, не глядя на собеседника, — я распорядился вскрыть сейф Комлина. Мне принесли его рабочие записи. Думаю, вам тоже будет интересно ознакомиться с ними.