Шесть тетрадок
Шрифт:
Вдруг свет в фонаре стал слабым. Из белого он стал жёлтым, потом красным и совсем погас. Больше не видно на деревянном столбе фонаря под железной тарелкой. Ничего, танцевать можно и в темноте. Гармонист играет, на гармонь не смотрит.
Прибежал парень, который дежурил у телефона, еле дышит, быстро бежал:
— Ребята! Шахту затопило!
Несутся по Мясницкой люди.
Мясницкая — теперь улица Кирова. Уютный душистый магазин «Чай» — китайские фонарики, самые вкусные конфеты в нарядных бумажках. Почтамт, светлый, огромный зал, и люди идут
Девочки в дублёнках. Мальчики в ярких куртках. Ноги длинные, глаза смелые. Идут себе по улице Кирова. Почему бы им не идти в своём городе, по своей улице Кирова?
А тогда?..
— Двадцатую затопило!
Аварийная комсомольская бригада прямо с танцев — на аварию. Стали откачивать воду вёдрами: если тока нет, то и насосы не работают. На вертикальной лесенке стоит живой конвейер, вёдра идут по рукам. От Серёги к Мельниченко. Милочка. Аким. Зина Шухова. И Мишка в своей беретке. Жалко, не видит его Таня Амелькина. Пусть стоит он не в шахте, а наверху, но всё равно он таскает, передаёт вёдра, не задерживает цепочку — из шахты полные, в шахту пустые.
— Как там вода?
— Меньше не становится! Давай пустые вёдра!
Долго работают. Мишку прогнали, он сидит на ящике в стороне. Почти не убывает вода. Но нельзя перестать таскать вёдра: будет прибывать вода, погубит шахту. Не прибывает — и то хорошо.
— Ура! Ура!..
Дали свет. Сразу заработали насосы. Теперь всё. Теперь не страшно.
Мельниченко ещё больше похудел за один вечер.
— Милочка, ты куда?
— А ты?
— В редакцию. Надо написать отчёт о сегодняшней аварии. Как трудились люди! Перепечатаешь? Только срочно, прямо сейчас.
— Что делать? У тебя, Мельниченко, всегда всё срочно и всё прямо сейчас.
«Глаза у неё круглые, весёлые, щёки розовые — Матрёшка и Матрёшка», — думает Мишка.
Мельниченко вдруг спохватывается:
— А где у нас Мишка? Мишка, спать!
А Мишка вот он, здесь. Он бы и до утра не ушёл, но надо домой.
Мишка давно спит на своём сундуке. Мельниченко пишет статью, передаёт Милочке-Матрёшке листки, она печатает быстро, как всегда. Хотя пальцы дрожат от тяжёлых вёдер.
Серое утро над Москвой. На тротуаре раскричались воробьи. Из депо вышел трамвай и грохочет своими пустыми вагонами.
— Милочка, сегодня придёшь на танцы?
У неё ноет спина, болят руки. Сейчас бы приткнуться где-нибудь и уснуть. Перламутровые пуговки на косоворотке у Мельниченко. Перламутровые пуговки на гармошке у Серёги.
Тряхнула головой:
— Приду.
«Анна унд Марта ба-аден»
Во дворе у стены лежит куча песка. Его привезли для ремонта, но пока он лежит здесь, в него можно играть.
Жёлтый, влажный, послушный песок. Если сделать подкоп и копать терпеливо, получится тоннель.
Я
— Так и есть, — говорит над моей головой Мишкина бабушка. — Маленькая девочка должна делать куличики, а она строит метро. Ведь ты строишь метро?
— Да, — отвечаю я. Стараюсь говорить смело, хотя боюсь Мишкину бабушку.
— Помешанные дети, — говорит бабушка и идёт к своему парадному.
— Куличики, — бормочу я, — подумаешь, куличики.
Я прорыла уже глубоко. Ещё немного, и тоннель пройдёт насквозь. Только длины рук не хватит, придётся копать с другой стороны. Тогда можно будет потом провести торжественную сбойку.
Подумаешь, какое дело — куличики. Я давно умею делать куличики, в детском саду научилась. Они получаются ровные, кругленькие. Каждый дурак умеет делать куличики. Только метро копать в сто раз интереснее.
— Метро копаешь? — говорит Мишка.
Я и не заметила, как он появился во дворе. Сразу становится весело. Мишка кладёт портфель на землю и говорит строго:
— Встань, всё пальто вывозила.
Потом он садится на песок рядом со мной.
— Копай с другого конца, — говорю я ему. — У нас получится настоящее метро, будет сбойка в торжественной обстановке.
Мишка копает быстро, песок летит из-под его рук в разные стороны.
— Смотри, Мишка, портфель засыплешь.
— Ничего. Немного осталось.
Я лежу животом на песке и заглядываю в наш тоннель. Он узкий и тёмный, и вдруг я вижу в глубине Мишкину руку.
— Готово! — кричит Мишка.
Он вытягивает руку из тоннеля и весело смотрит на меня. Блестят на солнце Мишкины волосы, подстриженные ровной чёлкой. Блестит буква «М» на Мишкиной беретке.
— Построили метро, — говорит он.
И в эту секунду наш тоннель обрушивается. Обваливается свод, сыплется песок. Снаружи получилась круглая воронка, в неё сыплется, сыплется песок.
— Обвалился. — Я растерянно опускаю руку, стою и не знаю, что делать.
— Надо было крепить деревяшками! — говорит Мишка. — Ничего. Это же не настоящее метро. Песок, и всё.
Мишка берёт свой обсыпанный песком портфель.
— Я сегодня к немцу пойду, к Гансу Митке. Сейчас отнесу портфель и пойду. Хочешь пойти со мной?
— Хочу. Настоящий немец? — спрашиваю я.
— Настоящий. Приехал из Германии и работает на метро.
Мишка нарочно говорит так, как будто в этом нет ничего особенного. Ему и самому, конечно, удивительно, что настоящий немец Ганс приехал к нам в Москву из Германии. Мишка немного воображает передо мной, но я не обижаюсь.
— Немец, перец, колбаса, — не очень решительно заявляю я. Чувствую, что как-то это некстати, но не понимаю почему.