Шестая батарея
Шрифт:
Тем временем Брыла давал новые распоряжения:
— С вами, Добжицкий, останется подпоручник Мешковский. Разведите дополнительных часовых по постам.
Мозг Добжицкого лихорадочно работал. Да! Это явный провал. Кто-то выдал Смельчака. Даже если он попытается предупредить его, эти трое без труда справятся с ним. Нет, об этом не может быть и речи! Пусть Смельчак спасается сам. А ему надо поскорее сматываться!
Командир батареи и Брыла, прихватив одного курсанта, направились к главному корпусу тюрьмы.
— Что случилось? —
Мешковский в нескольких словах рассказывает ему о Зубиньском.
«Обо мне они, слава богу, ничего не знают», — с облегчением констатирует Добжицкий. Но все равно он неотступно думает о побеге — ведь в любой момент может всплыть и его фамилия,
К воротам они возвращаются вдвоем. Вдруг до них доносятся едва слышимые, заглушаемые толстыми стенами звуки выстрелов. Мешковский останавливается, чутко прислушиваясь. Звон разбитого стекла и чьи-то крики доносятся со стороны главного корпуса. Видимо, Смельчак не хочет сдаваться.
У Добжицкого мелькнула было мысль пальнуть из автомата в стоящего рядом офицера, а потом прорваться мимо ошеломленных часовых за ворота. Но события подсказывают другой, более легкий выход.
— К воротам! — командует ему офицер. — Отвечаете за этот пост головой! — А сам бегом возвращается в караульную.
Добжицкий уже принял решение. Подбегает к воротам. Часовые перепуганы.
— Что это? Кто-то стрелял? — обеспокоенно спрашивают они.
— Слушай мою команду! Никого не впускать и не выпускать! — кричит на ходу Добжицкий. — Тревога! Я сейчас вернусь с подкреплением…
И он исчезает в темноте. Вначале бежит в сторону училища, затем резко сворачивает в какой-то двор, перемахивает через забор в сад, пробирается по глубокому снегу и выходит на узкую, петляющую по пригорку стежку. Замедляет шаг, от усталости и возбуждения дышит тяжело и прерывисто. Отойдя от тюрьмы примерно на километр, оглядывается… Внизу лежит город. Луна уже заходит. Сейчас она его союзник. Впрочем, пока они там разберутся… Можно перевести дух. Слава богу, с училищем все покончено. Наконец-то он сбросил с себя это ненавистное ярмо. И снова свободен! Добжицкий любовно поглаживает приклад автомата — теперь пригодится. Еще один взгляд назад — и в путь!
«Что и говорить, я родился в рубашке, — думал он, — Смельчак наверняка уже отправился в мир иной. Может, даже в сопровождении Чарковского и кого-нибудь из коммунистов. Ведь он просто так не сдастся… Хотя теперь уже все равно. Сейчас самое главное — поскорее добраться до какого-нибудь отряда в лесу. Потом перебраться через линию фронта и… начать новую жизнь».
X
Во внутреннем дворике снег убран. По голым булыжникам мостовой глухо звучат шаги. Казуба идет первым, за ним Брыла и Бжузка.
Бжузка замечает, как командир энергичным движением передвигает кобуру с пистолетом вперед.
Входят в главный корпус. В коридоре их останавливает часовой курсант Ожеховский. Начальник караула Брыла приказывает:
— Будьте предельно внимательны. Без моего разрешения никого не впускать. Сюда может войти только подпоручник Мешковский.
Вытаращив от удивления глаза, часовой хочет еще раз убедиться:
— Даже…
Казуба перебивает:
— Никого. Понятно? Никого…
Дверь караульного помещения находится за углом коридора. Казуба подходит, нажимает ручку, входит.
Бжузка заходит последним. Закрывает за собой дверь, потом встает сбоку, напротив зарешеченного окна. Ему кажется, что это помещение сегодня еще мрачнее, чем во время его последнего дежурства. Посредине, на столе, сколоченном из едва оструганных досок, коптит керосиновая лампа, бледный свет которой едва освещает комнату. У одной из стен стоят нары, на которых отдыхают часовые, у другой — пирамиды с винтовками.
За столом сидят двое. Их головы, наклоненные друг к другу, отбрасывают огромные дрожащие тени. Один из них — Чарковский. Он встает из-за стола и поворачивает голову к двери. Видимо ожидая увидеть Добжицкого, приходит в замешательство.
Второй мужчина, сидящий спиной к двери, медленно поднимается и вдруг резко оборачивается. Казуба узнает Зубиньского. Командир батареи вплотную подходит к нему и упирается в холодный, полный ненависти и решимости взгляд старшины.
— Что вы здесь делаете, Зубиньский? — спрашивает Казуба.
Тот отвечает вопросом на вопрос:
— Как что? Я же докладывал вам…
Интуиция подсказывает Зубиньскому, что наступил решающий момент. Но он хочет выгадать время, стремясь оказаться по другую сторону стола. Казуба, подавшись вперед, готов в любую минуту схватить его.
— Мы знаем все! — яростно бросает командир батареи. — Вы арестованы!
Изображая удивление, Зубиньский пятится от него.
— Я? За что? — Он выхватывает пистолет.
Но Казуба опережает его. Схватив руку Зубиньского, выкручивает ее. Но тот не сдается. У силача Казубы опытный противник…
В караульной возникает суматоха. Часовые вскакивают с нар и, глядя на схватку, не могут понять, что происходит.
Брыла и Бжузка бросаются на Зубиньского. Хорунжий резким движением выбивает из его руки пистолет. Но того не так-то просто взять. Он пытается вырваться из рук-клещей Казубы. Срывающимся от бешенства голосом кричит:
— Чарковский! Стреляй же, идиот!
Когда разоружали Смельчака, ошеломленный Чарковский не знал, что ему делать. Страх парализовал его. Надеялся, что события пройдут стороной, что о нем ничего не узнают…