Шестьдесят сражений Наполеона
Шрифт:
Однажды он выразил сожаление, что не был убит при Бородине или при Ватерлоо. О «ста днях» он вспоминал с гордостью и говорил о народной любви к нему, проявившейся и при высадке в бухте Жуан и на поле Ватерлоо. Он много и часто говорил об этой своей последней битве и считал, что если бы не совсем непредвиденные обстоятельства и если бы у него были прежние, убитые в предшествующих войнах маршалы — Мюрат, Ланн, Бессьер, то исход сражения был бы другой. Ему особенно тяжело было вспоминать, что эта битва была выиграна именно англичанами.
Он не переставал сожалеть, что покинул завоеванный им Египет и что, сняв осаду Акры, вернулся из Сирии в 1799 году. По
Он признавал, что вторжение в Испанию было первой его ошибкой, а Русский поход — второй, хотя теперь снисходительно говорил о «недоразумении», вовлекшем его в поход на Москву. Наполеон считал, что когда он узнал, что Бернадот, ставший шведским принцем, не намерен помогать ему против России, и что султан турецкий заключил с Россией мир, то ему следовало тут же отказаться от нашествия. Войдя в Москву, ему надо было сейчас же из нее выйти и, догнав Кутузова, уничтожить русскую армию. «Эта роковая война с Россией, в которую я был вовлечен по недоразумению, эта ужасающая суровость стихии, поглотившей целую армию... и затем вся вселенная, поднявшаяся против меня».
Интересно, что многолетнее всеевропейское кровопролитие, в центре которого он находился и решающую роль в котором он играл (только французов погибло более миллиона), — ни в малейшей степени не воспринималось им как нечто печальное, тяжелое, способное омрачить душу. Совершенно верно, он стремился к завоеваниям, но у него вообще было это пристрастие: он слишком «любил войну». К тому же он давно отчеканил для себя эту формулу: «Я не такой человек, как другие, законы морали и условности не могут применяться ко мне».
Уже в 1819 году Наполеон начал все чаще и чаще болеть. В 1820 году болезнь усилилась, а в начале следующего года английский врач, допущенный императором, нашел положение довольно серьезным, но все-таки были периоды улучшения, когда Наполеон ходил гулять. Еще в конце 1820 года все заметнее становились признаки утомления. Он начинал фразу и не заканчивал, впадая в глубокое раздумье. Он стал молчалив, все реже катался в коляске, а верхом уже давно перестал выезжать. В марте страшные внутренние боли стали учащаться. Император считал, что у него развивается рак, от которого всего лишь в сорок лет умер его отец. Когда боли несколько ослабевали, Наполеон старался поддержать бодрость в окружающих. Он острил над своей болезнью: «Рак — это Ватерлоо, вошедшее внутрь».
13 апреля он приказал графу Монтолону писать под диктовку завещание, которое через день переписал и скрепил своей рукой. Там были и такие строки: «Я желаю, чтобы мой прах покоился на берегах Сены, среди французского народа, который я так любил». Главную часть своего имущества, в общей сумме до 200 миллионов франков золотом, он завещал: половину — «офицерам и солдатам», сражавшимся под его знаменами, а другую половину — местностям Франции, пострадавшим во время войны в 1814 и 1815 годах.
За неделю он лично продиктовал извещение губернатору Лоу о своей смерти с открытой датой и просьбой позаботиться о его свите.
Все последние дни Наполеон был совершенно спокоен. Ночью 29 апреля он вдруг стал диктовать Монтолону проект переустройства Национальной гвардии. 2 мая доктора сказали свите, что смерть совсем уже близка. Мучения так усилились, что в ночь на 5 мая он в полубреду упал с кровати на пол. Его вновь уложили, и он уже не приходил больше в сознание, а лежал несколько часов с открытыми газами и не стонал. Он и раньше, во время самых
В этот день на океане свирепствовал шторм, вырывавший с корнем деревья и снесший несколько домом на острове.
К концу дня началась агония. Последними его словами были: «Франция... армия... авангард...»
В шесть часов вечера 5 мая 1821 года Наполеон скончался, ему был 51 год. Слуга Маршан принес старый плащ, в котором император был в день битвы при Маренго, и накрыл его тело. После этого вошли губернатор, офицеры английского гарнизона и низко поклонились покойнику. Затем были впущены комиссары держав, которые в первый раз за годы своего пребывания на острове вошли в дом императора, не допускавшего их к себе.
Англия отказала в транспортировке тела в Европу. Через четыре дня в овраге, возле источника, затененного двумя ивами, вырыли могилу и опустили в нее императора. Процедура похорон была такая же, как для английских генералов: три слабеньких залпа — и шесть каменных плит от артиллерийских платформ накрыли могилу. Губернатор запретил написать имя «Наполеон» и настаивал на «Наполеон Бонапарт». Поэтому могила осталась безымянной. Лишь одно сделала Англия, чтобы почтить память покойника: к могиле был выставлен часовой. В течение девятнадцати лет часовые на этом посту будут сменять друг друга...
В эти годы во Франции штыками интервентов на престол вновь были посажены Бурбоны. Их вторичное возвращение ознаменовалось волной белого террора, мстительной расправой со всеми, кто не хотел их царствования. После того как был расстрелян Ней — слава и гордость Франции — все поняли, что наступила пора беспощадной реакции. Маршал Брюн был убит в Авиньоне без суда, генерал Рамель — в Тулузе, генерал Лагард — в Ниме. Многие спасались бегством за границу.
Поэтому уже в последние годы заточения Наполеона на Святой Елене его имя, в противоположность мелким низостям и преступлениям власти Бурбонов, беспощадной политической реакции и мракобесию Священного союза, стало обрастать легендами. В эту глухую пору имя Наполеона связывалось с борьбой за свободу, с бесспорными завоеваниями революции. Как антитезу Бурбонам, Меттерниху, Аракчееву, прославляли Наполеона Байрон и Мицкевич, Стендаль и Гейне, Лермонтов и Пушкин:
Да будет омрачен позором Тот малодушный, кто в сей день Безумным возмутит укором Его развенчанную тень! Хвала!.. Он русскому народу Высокий жребий указал И миру вечную свободу Из мрака ссылки завещал.Через девять лет после смерти Наполеона Бурбонов снова свергли. На трон взошла Орлеанская династия. Новый король, зная силу бонапартистов и наполеоновской легенды, приказал вновь водрузить на Вандомскую колонну статую Наполеона, снятую 15 лет назад. Когда Жером известил об этом больную и ослепшую мать Бонапарта, Летиция впервые за многие годы присоединилась к своим родным, собравшимся в зале и, показывая на бюст сына, произнесла: «Император вновь в Париже».