Шестерня
Шрифт:
Креномер слушал не перебивая, покачивал головой в такт словам, дождавшись паузы, поинтересовался:
– Сколько займет времени?
– Выковать заготовки, собрать заглушки, высверлить отверстия...
– Шестерня принялся загибать пальцы.
– Опять же, нужно подготовить закрепляющий раствор. На все про все - две седьмицы.
– Что по оплате?
Заметив на столешнице писчую доску, Шестерня извлек из кармашка на поясе стило, аккуратно вывел несколько рун:
– Если в золотых самородках - столько, - стило уткнулось в верхнюю строчку, - если в камнях, то...
– Стило опустилось ниже, мазнуло,
Лицо старосты осталось непроницаемым, и хотя глаза полыхнули темным, голос прозвучал ровно, как и незадолго до того:
– Хорошо, я понял. Что-то еще?
Шестерня взъерошил бороду, озадаченно протянул:
– Ну, если тебя все устраивает, то нет.
– Хорошо. Когда будет свободное время, дойду, посмотрю на работу. На этом закончим.
Подгоняемый взглядом хозяина, Шестерня попятился, однако, коснувшись двери, остановился, помявшись, спросил:
– Насколько я понял, две из восьми троп ведут в соседние деревни...
– И что же?
– Ожидая продолжения, Креномер вопросительно воздел бровь.
– Быть может, оставить возможность открывать врата с обеих сторон? Ну, если вдруг появятся гости, что б не пришлось возвращаться...
Креномер улыбнулся одними губами, холодно произнес:
– Не надо. Званых гостей встретим сами, а незваные ни к чему.
Шестерня пожал плечами, проворчал:
– Как скажешь. Хотя я бы, конечно, оставил. Но... тебе виднее.
– Вот именно. Мне виднее.
– Креномер шагнул к выходу, распахнул дверь.
– До встречи.
ГЛАВА 13
Оказавшись на улице, Шестерня передернул плечами, двинулся вниз по лестнице, ощущая смутное чувство неудовлетворенности. Разговор прошел великолепно, заказчик не шумел, не начал пересчитывать объем работы, и даже не требовал пересмотреть цену. Однако, смутное ощущение подвоха осталось, словно легкий привкус плесени, в отлично приготовленном, но плохо хранимом хмеле.
Помучавшись еще немного, но так и не отыскав причины сомнений, Шестерня махнул рукой, устремился вниз. Голод вновь напомнил о себе, а в глотке пересохло так, что ноги несли все быстрее, так что под конец, он не шел - бежал, и ввалился в корчму с жутким грохотом, едва не выбив дверь.
Вычленив среди посетителей знакомые силуэты, Шестерня подошел к столу, не разбирая, сдвинул к себе ближайшую миску с похлебкой. От похлебки пошел такой могучий аромат, что Шестерня не сел - упал на скамью, схватив ложку, зачерпнул, опрокинул в рот, затем еще раз и еще. Обжигаясь и давясь, он забрасывал в глотку ложку за ложкой, ощущая, как сперва по желудку, а затем и дальше, начинает разливаться теплая волна сытости.
За похлебкой последовало обжаренное на костях мясо, салат, подливки, россыпь каких-то хрустящих кусочков, и вновь салат, и опять мясо, только уже в виде шариков, что, едва коснувшись языка, рассыпались, выстреливали фонтанчиками сока, настолько вкусного, что, не в силах выразить удовольствие, Шестерня лишь мычал, да тряс головой.
Негромко хрустнуло, под рукой возник глиняный горшочек, а мгновеньем позже ноздрей коснулся чарующий долгожданный запах.
Заметив, что Шестерня отвлекся от миски, Бегунец поинтересовался:
– Как прошел разговор, успешно?
– Более чем, - фыркнул Шестерня снисходительно.
– Кто-то сомневался?
Зубило произнес задумчиво:
– Сомнения были. Вообще-то старосту уважают, но договориться с ним бывает очень тяжело.
– Может не то говорите, или не так?
– Шестерня ухмыльнулся, добавил с насмешкой: - У вас тут, как погляжу, многое через задницу делается.
Сидящий по соседству мужик вдруг развернулся, неодобрительно сверкнув глазами, прогудел:
– Ты что ли новый кузнец?
– Вроде того. А что?
– Шестерня приосанился.
Мужик смерил собеседника оценивающим взглядом, буркнул:
– Оно и видно. Больно много знаешь.
– Помолчав, сказал задумчиво: - Пришлому судить сложно. Местным же виднее. Креномер, хоть и сердит, но справедлив. Всегда так было. Вот только последнее время...
– Что, хмелем баловаться, по бабам шастать?
– подсказал Шестерня.
Мужик почесал в затылке, сказал, подбирая слова:
– Уж не знаю, что приключилось, да только злее стал, жестче. Да и высох совсем. Никогда в теле не был, а тут совсем отощал. Будто изнутри что гложет. А по бабам нет, не шастает. Да и хмеля в рот не берет, даром что староста.
– Вот потому и иссох!
– произнес Шестерня наставительно.
– Кто хмеля капли не берет, от здоровья не помрет. Ну и с бабами, само собой, тоже в рифму...
– Много б вы понимали, - с обидой в голосе выкрикнул мелкий, седой мужичок.
– На плечах у старосты вся деревня, дел не счесть! А тут еще эта напасть с иглошерстнями. Вот и мучается, сохнет.
Сидящие поблизости начали поворачиваться, с интересом прислушиваться к беседе, качать головами, кто одобрительно, соглашаясь, кто наоборот, кривясь, как от горького. Сперва заговорил один, за ним другой, потом сразу несколько, и вскоре уже все орали в голос, размахивая руками и угрожающе тараща глаза.
Пронзительный крик донесся снаружи, заметался под сводом, заставив спорщиков разом замолчать. Посетители замерли: раскрытые рты, настороженные взгляды, в глазах испуг и надежда - быть может послышалось? Тишина, ни звука. Губы расползаются в улыбках, кто-то с облегченьем выдыхает, кто-то промокает ладонью лоб - показалось. Лица преисполняются суровости, брови сходятся в черту - сейчас бы выйти, надавать по ушам шутнику, что б впредь было неповадно.
Дверь чуть заметно дергается, с тихим скрипом начинает отворяться. Никак сам шутник пожаловал? Лица обращаются к выходу, челюсти сурово выдвинуты, в глазах вопрос. Дверь распахивается настежь, но проем пуст. Никого, лишь темный прямоугольник выхода, с бледными отсветами фонарей. В глазах вопрос сменяет разочарование, посетители отворачиваются, возобновляются разговоры.