Шестидневная война
Шрифт:
Вывод войск Объединенных Наций создал напряженную обстановку на израильско-египетской границе, в особенности в районе Газы. В результате поездки в кибуц Кфар-Аза, предпринятой после вывода этих сил, выяснилось, что рабочие на полях и солдаты израильской армии, патрулировавшие границу, как правило, каждый день подвергались ружейному и артиллерийскому обстрелу, а за несколько дней до начала войны зажигательные снаряды сожгли на корню 500 акров пшеницы в соседнем кибуце Нахал-Оз.
Одной из самых сильных сторон израильской армии является ее высокая маневренность и отказ от шаблонных приемов, описанных в учебниках тактики. Израильские методы ведения боя предоставляют свободу действия вне рамок общего детального плана. Эти методы были усовершенствованы в ходе войны 1948 года, и их эффективность подтверждена во время Синайской кампании 1956 года. Моше Даян, который был душой израильской победы в 1956 году, и Арик Шарон,
После 1956 года израильтяне еще больше повысили свою боеспособность, техническую оснащенность и боевую подготовку своих войск. Основной принцип израильской тактики, которому они главным образом обязаны своими быстрыми победами в 1956 и 1967 гг., был сформулирован начальником израильского генерального штаба генералом Рабином в одной из бесед после войны 1967 года. Этот принцип «бронированного кулака» заключается в прорыве бронетанковых сил вглубь вражеской территории и в выведении противника из состояния равновесия без установления твердых коммуникационных линий или линий продвижения, что в течение столетий считалось обязательным во всех учебниках. При Рабине подготовка и эффективность бронетанковых сил были подняты на еще более высокую ступень. Он нес главную ответственность за подготовку бесчисленных отдельных планов, которыми Израиль руководствовался в кампании 1967 года. Ни общего плана, ни кодового обозначения для него не существовало. Это обозначение генштабисты пытались проставить задним числом по окончании кампании. После войны они ломали голову, чтобы придумать какое-либо наименование. Начальник оперативного управления генерального штаба генерал Эзер Вейцман заявил: «У нас был план на каждый случай… даже для захвата Северного полюса. Планы словно кирпичи. Их можно использовать один за другим, чтобы построить здание в зависимости от развития событий. Мы не желали связывать себя предварительным и, следовательно, негибким планом».
Одним из крупнейших достижений Израиля является его способность создать мощную военную машину при очень ограниченных ресурсах, строго руководствуясь приоритетностью каждой задачи. Реформа наземных сил предусматривала создание ударных танковых бригад и моторизацию всей пехоты. «Никто не ходит больше пешком в израильской армии, мы отказались от этого годы назад», – заметил генерал Арик Шарон. В авиации точное установление приоритета в очередности задач сыграло, пожалуй, еще более важную роль, хотя заслуга в поддержании авиации в постоянной боевой готовности и завоевании ею победы в воздухе приписывается командующему ВВС генералу Мордехаю Ходу. Фактически архитектором израильской авиации был в течение довоенного десятилетия ежегодный генерал Эзер Вейцман. Это он использовал все предоставленные ему средства для создания мощной истребительно-бомбардировочной авиации, отказавшись от приобретения значительного количества самолетов-бомбардировщиков. Он считал, что бомбардировщик – это излишняя роскошь для его страны, так как они предназначены для нанесения ударов по гражданским объектам, что не соответствовало интересам Израиля. Он стремился создать авиацию, которая могла бы уничтожить любые силы противника, брошенные против Израиля, и оказать поддержку израильским наземным войскам. Поэтому он сосредоточил свои усилия на создании мощной истребительно-бомбардировочной авиации, добавив к израильскому арсеналу французские «Мистеры», а впоследствии и «Миражи», скорость которых доходила до 1400 миль в час. «Мы всегда исходили из предпосылки, что будем сражаться с лучшей авиацией мира… затем мы убедились, что это было не так», – заметил бригадный генерал Вейцман.
В начале 1967 года израильские ВВС устроили показ для авиационных атташе иностранных посольств в Тель-Авиве. Самолеты типа «Вотур», – израильские истребители-бомбардировщики с самым большим радиусом действия – приземлились и вырулили парами к самой погрузочной площадке. Секундомер был включен в момент, когда самолеты приземлились. Понадобилось семь с половиной минут, чтобы заправить их горючим и кислородом, перезарядить бортовые пушки, подвесить 10 бомб под крыльями и подготовить машины к новому полету. После войны один атташе спросил генерала Хода, сколько времени требуется, чтобы израильский самолет был снова готов к бою. Ход сказал, что атташе сам мог ответить на этот вопрос в начале года. «Но ведь это был только показ», – усомнился атташе. Бесспорно, однако, что это был не только показ. Такая невероятная уплотненность графика полетов, которой мало какая авиация в мире могла похвалиться, явилась важным фактором в израильской победе.
Как среди пилотов, так и среди солдат, изнывавших в Южном Негеве от жары, достигающей 100° по Фаренгейту [11] ,
11
38°C
Один за другим, без суеты и шума, мужчины и женщины покидали свои рабочие места в городах и деревнях и отправлялись на защиту родины. Их величайшей силой было сознание того, за что они воюют. Каждый человек понимал, что если для арабов поражение означало разгром армии, то для Израиля оно означало прекращение его существования как государства и истребление народа. Один израильский офицер, служивший в британской армии во время Второй мировой войны и участвовавший в Аламейнской битве, так представлял себе последствия израильского поражения: «Это была бы вторая Масада. Если бы египтяне добрались сюда, они бы не застали никого в живых. Я предпочел бы убить свою жену и дочь, чем допустить, чтобы они попали в их руки. И я не знаю никого, кто поступил бы иначе».
Совершенно случайно во время ближневосточного кризиса Гарольд Вильсон находился в Вашингтоне. Задолго до этого было запланировано посещение им Экспо-67 в Монреале и переговоры с канадским премьер-министром Лестером Пирсоном. Визиты британских премьер-министров в США, предпринимаемые дважды в год для обсуждения текущих дел, стали традицией, и поэтому Вильсон отправился на совершенно обычную встречу, которая не привлекла к себе большого внимания. 15 мая, за две недели до этой поездки, де Голль на конференции в Париже вновь подтвердил, что Франция наложит вето на присоединение Великобритании к Общему рынку в ближайшем будущем. За несколько дней до начала ближневосточного кризиса среди проанглийских элементов в администрации Джонсона преобладало мнение, что было бы лучше, если бы Вильсон вообще не приезжал в Вашингтон. Предполагали, что Вильсон либо сделает оскорбительные замечания о войне во Вьетнаме из желания доказать де Голлю, что он, Вильсон, стал, наконец, хорошим европейцем, либо обойдет этот вопрос молчанием, укрепив этим устоявшееся недоверие французов к англо-американской коалиции.
Не следует забывать, что в то время, особенно после поездки генерала Уэстморленда в Вашингтон и его выступления перед специальной объединенной сессией конгресса о Вьетнаме, Белый дом противился любой попытке ограничить американское участие во вьетнамской войне. Английские парламентарии, в том числе правые лейбористы и некоторые консерваторы (например, Дэвид Хауэл), которые посетили США во время весенних каникул, были удручены непреклонной позицией Белого дома. Хауэл так высказался о Джонсоне после своего свидания с ним: «Он, по-видимому, заменил политику молитвой».
В Вашингтон поступило сообщение из Лондона, что против Вильсона выступили в его партии не только левые, но и деятели с репутацией правых. Они обвиняли его в том, что он продолжает поддерживать США во вьетнамском вопросе. В августе 1966 года, когда Вильсон приехал в США с очередным визитом, президент обратил его внимание на то, что в своем частном заявлении в палате общин по поводу первой бомбардировки Ханоя он, Вильсон, «отмежевался» от того, с чем никогда не был связан.
Судя по всему, Вильсон наскучил президенту. По-видимому, Джонсон полагал, что Вильсон пытается нажить политический капитал дома, делая вид, что между ними существует политическая близость, тогда как в действительности президент даже не позаботился уведомить Вильсона о том, что состоит в тайной переписке с Хо Ши Мином. Джонсон не возлагал больших надежд на попытки Англии играть роль посредника. Президент был бы рад, если бы эти усилия увенчались успехом, но ему и его администрации такая перспектива представлялась маловероятной.
Англо-американские переговоры не привели к выработке конструктивного плана действий на Ближнем Востоке. После объявления Насером о блокаде Акабского залива Лондон и Вашингтон пытались подготовить декларацию о свободе навигации, подлежащую последующему одобрению морскими державами. Сообщение об этом, сделанное в палате общин 31 мая Джорджем Брауном, было встречено на передних скамьях правительственного большинства аплодисментами. Подводя итог прениям, премьер-министр предостерег палату общин, что для миротворчества остается мало времени. Он добавил: «Одной из предпосылок установления длительного мира является признание за Израилем права на существование».