Шестиклассники
Шрифт:
Но как сказать обо всём этом?
После вчерашнего случая во дворе у лужи между Аней и Галкиным не было произнесено ещё ни слова. Галкин явился в класс, молча сел на своё место, и так они сидели, не обращая друг на друга никакого внимания.
А сейчас стояли в окружении ребят, пронзая один другого взглядами. Только Галкин первый вдруг насмешливо гикнул:
— Ого-го! Разойдись! — и начал расталкивать столпившихся.
Аня так и промолчала.
Поднялся гул возмущённых
— Видали, какой! Надо Таисии Николаевне сказать!
А он обернулся и крикнул:
— Говорите, пожалуйста!
И перед уроком истории пересел от Ани к Лядову, на ботанике всё время получал от Варвары Самсоновны замечания, а с английского языка вообще сбежал вместе с Лядовым.
— Ну вот! — отметила Маша Гусева. — Началось!
— Сами же виноваты! — не удержалась Аня. — Налетели на него, налетели, а надо было совсем не так.
— Как же ещё?
Аня махнула рукой. К чему теперь понапрасну спорить, если случилось самое страшное, чего она опасалась.
Но ребята и девочки были настроены воинственно. И когда после уроков пришёл Володя, а Кузеванов сообщил, что чертёж машины времени Галкин всё ещё не доделал, все хором потребовали наказать Галкина, потому что он окончательно разболтался.
— А вы напишите о нём в газете! — посоветовал Володя.
— Да ну, — протянула Маша. — Газета когда ещё выйдет.
— А что я могу, если не пишут, — начал оправдываться Эдик Зайцев. — Прошу, прошу… Кузеванов о планах нашей работы дал, а больше опять никто.
— Поэнергичней требуй! — сказал Володя. — Вот тебе и вторая заметка — о Галкине, о дисциплине. Я думаю, её напишет Смирнова.
— Правильно, — подтвердили ребята. — Кому, как не старосте, о дисциплине писать!
Но Аня замотала головой:
— Нет, нет, только не я!
— Почему? — удивился Володя, и его пухлые губы вытянулись сильнее обычного.
— Да она его всё время защищает! — раздались голоса. — Жалеет!
— Наверное, потому, что рядом сидит! — засмеялась Эмма Жаркова.
— Да в чём дело? — заинтересовался, вожатый. — Почему ты не хочешь?
— Потому что он после заметки ещё хуже станет.
— Не понимаю! До сих пор я считал, что критика помогает…
— Написать, написать! — закричали ребята.
И поручили написать заметку Маше Гусевой.
Угрюмая и расстроенная, несогласная с решением ребят, Аня нарочно отстала от всех, задержавшись в классе.
Обезлюдевшая к вечеру школа полнилась необычными звуками: играло пианино, слышались звонкие стихи из углового класса — там, должно быть, собрался драматический кружок; издалека, снизу, доносились глухие удары волейбольного мяча —
Аня медленно спускалась по лестнице. Внезапно за плечом раздался возглас:
— Аня? Ты ещё не ушла?
На лестничной площадке появилась Таисия Николаевна. Она тоже направлялась вниз, к раздевалке, неся под мышкой солидную стопку тетрадей.
Недолго думая, Аня воскликнула:
— Таисия Николаевна! Ребята решили продёрнуть Галкина в стенгазете.
— А ты отказалась о нём писать, — добавила учительница и рассмеялась, заметив растерянный Анин взгляд. — Мне Володя уже сообщил. И он очень удивлён… Да и я не могу понять: ну почему ты считаешь, что Галкину повредит эта заметка?
— А вы знаете, какой он! Я вчера ему всего два слова сказала, и он уже совсем переменился ко мне! А сегодня опять с урока сбежал.
— Тоже знаю.
— Ну вот! Мы так старались, чтоб он исправился. А из-за какого-то пустяка всё может рухнуть.
Учительница остановилась недалеко от раздевалки.
— Что же ты предлагаешь?
— Надо с ним по-хорошему… раз такой у него характер.
— А какой у него характер?
— Трудный очень.
Таисия Николаевна опять улыбнулась.
— У вас у многих характеры нелёгкие. Давай разберёмся. Только оденемся и пойдём потихонечку, а то меня дома ждут.
Тёмный осенний вечер грозил поминутно дождём. Тучи низко неслись над городом, ветер раскачивал на столбах фонари.
Но Ане не было холодно, и она шла рядом с Таисией Николаевной, не думая о погоде. Аня несла стопку тетрадей и рассказывала о Галкине, который скачет с пятого на десятое, берется за всё на свете и не доделывает ничего до конца. Она говорила…
Нет, впрочем, кажется, уже Таисия Николаевна говорила о том, что Галкин хочет учиться и, значит, незачем его уговаривать, а если не получается с исправлением, надо потребовать, чтобы он взял себя в руки.
— И он может взять себя в руки, — соглашалась Аня, вспоминая, как хорошо готовил он уроки всю неделю после похода в лес.
Так делились они своими мыслями, и трудно было сказать, кто из них больше говорил, а кто молча слушал и соглашался. Только ясен для Ани Смирновой стал характер Лёни как никогда, и подтвердила она сама, что он человек справедливый и не капризный.
Так почему же она испугалась, когда всем коллективом решили высказать Галкину правду?
И разве лучше было бы, если б молчали о его недостатках, боясь его рассердить, а он чувствовал бы себя королём безнаказанным, как Лядов, пока прощали ему в классе все проделки! И творил бы тогда Галкин всё, что угодно.