«Шестисотая» улика
Шрифт:
Ваняшин улыбнулся.
– Сделал, – сказал он и высыпал на стол кучу фоток.
– Куда так много? Ты что, хочешь тут все стены обляпать этой рожей? – взял Грек одну фотографию Бабенко.
– Пригодятся. Скажет Николаич его в розыск объявить, так всем постовым на вокзалах раздадим по фотографии, – пошутил Ваняшин.
– Чего, покойника в розыск? – не принял Грек шутку лейтенанта. – Ну ты Леш, вообще, – постучал он по своей голове, показав Ваняшину, какой он тупой.
– Ладно, ладно. Все правильно он сделал. А фотки и в самом деле могут пригодится, – вступился Туманов
– Заставь дурака Богу молиться… Столько фотобумаги перевел.
В приемном покои больницы, куда сыщики приехали, долго не могли выяснить, кто из хирургов в тот роковой вечер принимал раненого Бабенко. Пожилая медсестра, которой было, по мнению Туманова, далеко за шестьдесят, неторопливо водила пальцем по строчкам регистрационного журнала, куда заносились данные на каждого, кто поступил к ним в больницу. Сначала она спросила у Туманова дату, когда раненый был доставлен к ним. Туманов назвал. Потом его фамилию. Причем, разговаривала она так же не торопливо, как и листала страницы журнала.
Грек не мог спокойно наблюдать за старушкой и, не выдержав, отошел в сторонку, заглядывая в коридор, где размещалась палата осмотра доставленных в больницу. Там молодой очкастый врач вместе с медсестрой осматривали полуголую женщину лежащую на кушетке.
– Если бы я в свое время выучился на врача, тоже бы сейчас вот так мучился, – кивнул Грек на смотровую палату.
Стоящий рядом Леха Ваняшин улыбнулся.
– Знаешь, по-моему, из тебя получился бы неплохой гинеколог, – пошутил он.
Грек хотел плюнуть от обиды Ваняшину под ноги, посчитав сказанное приятелем, сверх оскорблением, но вспомнил, где он находится, и отошел, свирепо зыркнув на лейтенанта своими черными глазами.
– А вот, нашелся ваш Бабенко, – радостно воскликнула старушка, уставившись через толстые линзы очков в неровные строчки.
Федор наклонился к столу, чтобы убедиться, не ошиблась ли бабуся. Увидел дату и фамилию – Бабенко. Дежурная медсестра, сидевшая в тот вечер на месте бабуси, вполне справилась со своими обязанностями, сделав соответствующую запись в журнал.
– Доставлен к нам в больницу в двадцать три сорок пять. А дежурил у нас тогда… хирург Макаров. Он осматривал вашего раненого и оперировал, – произнесла бабуся на эмоциональном подъеме.
– Понятно, – протянул Туманов, для верности сам вчитываясь в строку, где стояла фамилия дежурного хирурга. – Не худо бы с этим хирургом Макаровым повидаться? – вопросительно взглянул майор на пожилую медсестру.
Бабуся добродушно улыбнулась, закрывая журнал.
– Можете считать, молодой человек, что вам повезло. Леонид Яковлевич как раз сегодня тут. Делает операцию. Сейчас я узнаю, если он закончил, то попрошу спуститься сюда, – сказала она, явно желая угодить молодому майору, и подняла трубку телефона, неторопливо набирая номер хирургического отделения. – Вера, Леонид Яковлевич оперировать еще не закончил? – не торопливо проговорила она в трубку. – Закончил. Ну пусть спустится сюда. Тут из уголовного розыска приехали трое сотрудников. Хотят с ним поговорить. – Она положила трубку и,
Поблагодарив бабусю, Федор отошел от стола, чтобы не мешать.
Минут через пять в приемный покой торопливо вошел высокий сухощавый мужчина лет сорока. Увидев Туманова, Грека и Ваняшина, стоящих возле окна, подошел к ним.
– Это вы из уголовного розыска? – спросил он с некоторой настороженностью и как видно, немного взволновавшись.
– Мы, – ответил Федор Туманов. Грек, недавно получивший от майора небольшую взбучку, теперь предпочитал в разговор не вмешиваться.
– Я слушаю вас. Что случилось? – спросил хирург.
Федор улыбнулся, видя в каком напряжении, сейчас находится доктор Макаров, сказал успокаивающе:
– Да, собственно, ничего не случилось.
– Ну слава Богу, – облегченно вздохнул врач. – А то уж я подумал невесть что. Ведь просто так вы не придете, да еще втроем. Вдруг, арестуете, – улыбнувшись, пошутил хирург.
– Ну пока, вроде бы, не за что, – шуткой на шутку ответил майор, тем самым окончательно разрядив напряженную обстановку. – А побеспокоили мы вас, Леонид Яковлевич, вот по какому делу…
– Я весь внимания, – тут же отреагировал хирург, сделавшись сразу серьезным.
– Двадцать седьмого августа в двадцать три сорок пять к вам в больницу был доставлен гражданин Бабенко?..
Внимательно выслушав Туманова, хирург утвердительно кивнул.
– Ну, как же. Прекрасно помню. Пять пулевых ранений: одна пуля попала в селезенку, другая пробила левое легкое. Третья прошла буквально рядом с сердцем. Две остальных попали в левую щеку. Вообще, случай был безнадежный. Это я определил сразу. Но как врач, я обязан до последнего бороться за жизнь пациента. И поверьте, я пытался сделать все возможное, – клятвенно заверил хирург Макаров.
У Федора не было оснований не верить ему. Даже сейчас, припоминая, как проходила операция, врач изобразил такую переживательную гримасу, что Федор Туманов сразу же поспешил заверить его, сказав:
– Мы вам верим. Скажите, Бабенко умер во время операции? – не упустил уточнить майор, припоминая то, что им рассказывала Алла Савинская. Намереваясь сопоставить сказанное ею с ответов врача.
Макаров отрицательно покачал головой.
– Нет. Он скончался потом в палате, уже после операции. Можно сказать, на руках у жены, – вздохнув, проговорил хирург, задумчиво глядя в окно на площадку возле входа в больницу, куда время от времени подъезжали «скорые», привозя пациентов.
– А жене его, вы сообщили о поступившим к вам Бабенко? – спросил Туманов, пытливо заглядывая в глаза хирургу. Сейчас его взгляд был спокойный и сосредоточенный на чем-то своем. И Федор подумал, что, возможно, таким он бывает у врача во время операции, когда острый скальпель безжалостно вгрызается в человеческую плоть, выбирая то, что нужно отсечь.
– Нет, не мы. Я не знаю, откуда она узнала о случившемся, но приехала она почти сразу же за «скорой», на которой привезли ее мужа. Возможно, ей сообщили ваши коллеги. Кстати, они потом тоже приезжали к нам сюда. Но Бабенко был уже мертв.