Шестнадцать зажженных свечей
Шрифт:
— Понимаю,— несколько уныло сказал Костя.
Владимир Георгиевич опять посмотрел на Костю очень внимательно, спросил:
— Значит, не можешь ударить человека по лицу?
— Не могу...— потупился Костя.
— Почему?
— Я... я не знаю.
— Я тебе объясню.— Владимир Георгиевич немного помолчал.— Потому что ты — нормальный человек. Нормальный человек не может ударить другого человека по лицу.
— Но ведь бьют...— сказал Костя.
— Бьют! — согласился Владимир Георгиевич.— И еще как. Но, понимаешь... Вроде бы прописная истина: человек должен культивировать в себе доброту. Попросту, быть добрым.
— Вовсе нет,— сказал Костя.
— Почему?
— Потому что... Есть, конечно, добрые люди. Но... А злых сколько? Не очень-то это истина.
— Пожалуй...— сказал Владимир Георгиевич.— Но, понимаешь... Надо бороться за доброе начало в человеке! Вот в чем, наверно, наше главное призвание.
— Но как бороться? — спросил Костя.
Владимир Георгиевич усмехнулся.
— Разве у тебя нет готового ответа? Не за ним ты ко мне обратился? Встань!
Костя неуверенно поднялся со скамейки.
— Выйдем сюда.
Оба оказались на газоне позади скамейки, чтобы не мешать проходящим.
— Предположим, ты негодяй и мерзавец. А я владею, как ты сказал, двумя-тремя приемами каратэ. Впрочем, достаточно и одного...
Мгновенное движение правой рукой — и Костя рухнул на землю.
— Ответь честно, что ты чувствуешь? Стал лучше? Добрее?
— Нет,— хмуро сказал Костя.— Я разозлился.
— Именно! — засмеялся Владимир Георгиевич.— Поэтому за доброе начало в человеке надо бороться не физически, а духовно. Ты вставай, вставай! — Костя поднялся, и оба снова сели на скамейку.— Однако, понимаешь, Костя, здесь и заложен парадокс— для такой духовной борьбы необходимо быть физически сильным.
— Поэтому вы и занимаетесь каратэ?
— Да,— спокойно сказал Владимир Георгиевич.— Но... Видишь ли, перед собой и своими учениками я ставлю задачу: в совершенстве владеть всеми приемами каратэ и... не применять их в обыденной жизни. Другое дело — соревнования.
— Как же так? — с недоумением спросил Костя.— А если на тебя нападает сразу несколько человек?
— В том-то и дело,— сказал Владимир Георгиевич.— Они не станут нападать на тебя.
— Почему?
— От физически сильного человека, настроенного на служение добру, исходит невидимая волна, высокая сила. Ее чувствуют окружающие, она парализует агрессивные центры в тех, кто готов напасть.— Владимир Георгиевич улыбнулся.— Конечно, бывают крайние, критические ситуации. И тогда надо применить один-два приема.
Костя озадаченно молчал. Владимир Георгиевич смотрел на него.
— Есть, Костя, и другая причина,— сказал он,— побуждающая нас постоянно заботиться о своем физическом здоровье. Вот тебе еще одна прописная, банальная истина: мир велик, а жизнь коротка. Ты с этим согласен? — Костя пожал плечами.— Увы, Костя, это так. Ты только представь; сколько прекрасных книг мы не успеваем прочитать за свои, скажем, семьдесят лет. Сколько дорог остается не-пройденными... А всевозможные выставки и музеи? А музыка, театры, встречи и споры — обязательно споры! — с интересными людьми? Так кто, по-твоему, одолеет трудную дорогу: физически сильный человек или какой-нибудь хлюпик? Кто легче перенесет бессонную ночь над книгой, которую тебе дали на сутки? Кто не будет разваливаться на части от усталости в экскурсиях по чужеземному городу? Кто дольше сохранит светлую голову и четкость мысли в споре с умным идейным противником? Так-то,
— Конечно! — порывисто сказал Костя.
Владимир Георгиевич улыбнулся:
— Есть древнее восточное изречение: «Когда ученик готов, приходит учитель».
На лице каратиста Костя увидел озабоченность. Или тревогу?
— Как, ты говоришь, нашего участкового в компании Мухина называют? Дон Кихотом?
— Да.
— Что же, весьма точно. Кто придумал?
— Муха и придумал,— ответил Костя.— А что?
— Дон Кихот...— задумчиво повторил Владимир Георгиевич.— Дон Кихоты нужны. Во все времена. Ты со мной согласен?
— Не знаю...— растерянно сказал Костя,
— Нужны! Уверяю тебя. С полгода назад был у меня с нашим участковым разговор. На улице он меня поймал, вот как ты сейчас.— Владимир Георгиевич вздохнул.— Пообещал я ему. А! — Он с досадой махнул рукой.— Суета заела, забыл... Как часто свое несовершенство мы на эту пресловутую суету сваливаем! Ты ребят из мухинской компании знаешь плохо?
— Совсем не знаю,— ответил Костя.
— Ничего! Ты их узнаешь. И я их узнаю. С твоей помощью.
Родители восприняли новость по-разному. Мать была в ужасе и панике: к английскому, занятиям в музыкальной школе прибавились тренировки по каратэ. Три раза в неделю!
— Костик, ты надорвешься! Я умоляю тебя... Ради и моего здоровья...
— Лара,— перебил жену Виталий Захарович.— Пусть. Значит, ему это надо. При одном условии, Костя: ни школа, ни скрипка не пострадают.
— Да, папа!
Прошла неделя. Три занятия в школе каратэ, Костю буквально потряс прежде всего дух школы: ритуал вежливости в начале каждого занятия, спокойное достоинство. И отношение каратистов друг к другу: его можно было определить единственным словом — «доброжелательность».
Произошло то, что никак не предполагала Лариса Петровна: ее Костик успевал все — даже с какой-то, казалось, легкостью, хотя внутри этой легкости были напор, жесткий расчет времени, собранность.
Родители не узнавали своего сына.
Случилось еще одно событие, которое Костя не мог объяснить: под липой его больше никто не встречал. Несколько раз, возвращаясь домой поздно, он видел ребят из мухинской компании, но самого главаря среди них не было. Не появлялась и Лена...
Лишь однажды вечером, когда Костя медленно шел мимо, липы («Где ты, Лена? Где?.. И остальные. Пусть все повторится. Лишь бы тебя увидеть»), возле темного ствола он увидел ее. Одну.
Лена шагнула ему навстречу:
— Костя, мне надо...
Он рванулся вперед, опустив голову.
— Костя! — Отчаяние было в ее голосе.— Мне надо поговорить с тобой!
— Нам не о чем говорить!..— Полный смятения, он прошел мимо.
«Что я делаю! Что я делаю?.. Ведь она сама...»
Костя чувствовал ее взгляд, но не мог оглянуться, остановиться...
Лишь твердил про себя: «Что я делаю! Что я делаю...»
Глава шестая