Шестнадцатые звездные войны

Фостер Алан Дин

Рипли видела все это и раньше, в школе, а затем и в жизни. Она не была особенно потрясена открывшимся видом, а просто радовалась, что все осталось по-прежнему. События в ее недавних воспоминаниях предполагали, что этого могло и не быть, что ночной кошмар был реальностью, а этот мягкий, приветливый глобус всего лишь дразнящей иллюзией. Он был уютным, знакомым, успокаивающим, как потертый плюшевый мишка. Пейзаж дополнял унылый шар луны, словно блуждающий восклицательный знак: планетарная система как защитная оболочка.

—

Ну, как мы сегодня?

Она осознала, что медтехник говорит с ней, а не над ней.

— Отвратительно.

Кто-то говорил ей давным-давно, что у нее приятный, неповторимый голос. В конце концов он снова вернется к ней. В настоящее время ни одна часть ее тела не могла работать с оптимальной эффективностью. Ее интересовало, вернется ли это снова, потому что сейчас она очень отличалась от себя прежней. Та Рипли переносила все нагрузки на пропавшем ныне корабле. Вернулась же другая, которая лежала на больничной койке под присмотром сиделки.

— Ну уж, отвратительно?

Она подумала, что медтехником можно восхищаться. Эту женщину не так-то легко обескуражить.

— По крайней мере лучше, чем вчера. Я бы назвала отвратительным квантовый скачок из ужасного.

Рипли плотно сомкнула веки, затем медленно открыла их. Земля все еще была здесь. Время, о котором она не имела представления, вдруг приобрело новое значение.

— Сколько я уже на станции?

— Всего пару дней.

Все еще улыбаясь.

— Мне кажется, дольше.

Медтехник отвернулась, и Рипли задумалась, раздражает ли ее краткое обследование или ей просто скучно.

— Вы сможете принять посетителя?

— У меня есть выбор?

— Конечно, у вас есть выбор. Вы — пациент. После доктора, вы знаете лучше всех. Если вы хотите остаться одна, то останетесь одна.

Рипли пожала плечами, слегка удивившись, что плечевые мышцы послушались ее.

— Я достаточно долго была одна. Какого черта! Кто это?

Медтехник пошла к двери.

— На самом деле их двое.

Рипли заметила, что она снова улыбнулась.

Вошедший мужчина что-то нес. Рипли не знала его, но зато сразу узнала его жирную, рыжую, унылую ношу.

— Джонс!

Она села прямо, не нуждаясь больше в опоре. Мужчина с благодарностью передал огромного кота в ее владение. Рипли прижала его к груди.

— Иди сюда, Джонси, ах ты, старый уродливый лось, ах ты, миленький комочек пуха!

Кот терпеливо перенес эти бурные проявления чувств, так свойственные людям, с присущим его натуре достоинством. Джонс выказал обычную терпимость к человеческим существам, свойственную кошкам. Любой внеземной наблюдатель не усомнился бы, решая, кто из двух существ на кровати обладает высшим разумом.

Мужчина, который принес добрую рыжую новость, придвинул стул поближе к постели и терпеливо ждал, пока Рипли обратит на него внимание. Ему было за тридцать, симпатичный, но не броской

внешности, он был одет в неприметный деловой костюм. Он улыбался более естественно, чем медтехник, даже если это было следствием более длительной практики. В конце концов Рипли кивком признала его присутствие, но продолжала разговаривать с котом. Посетитель решил, что если он не хочет, чтобы его сочли за простого посыльного, то первое движение навстречу должен сделать именно он.

— Красивая комната, — произнес он, совершенно не думая так.

Он выглядит, как деревенский парень, но говорит совсем иначе, подумала Рипли, когда он еще ближе придвинул стул.

— Я — Берк, Картер Берк. Я работаю в Компании, и вообще на меня можно положиться. Рад видеть, что вы чувствуете себя лучше. Последнее прозвучало, по крайней мере, искренне.

— Кто сказал, что я чувствую себя лучше?

Она гладила Джонса, который довольно мурлыкал и продолжал оставлять свою шерсть на стерильной постели.

— Ваши врачи и аппараты. Мне сказали, что слабость и нарушение ориентировки скоро пройдут, хотя вы и не производите впечатление дезориентированного человека. Это всего лишь побочные эффекты необычно долгого гиперсна или что-то в этом роде. Биология не была моим любимым предметом. Я больше понимаю в фигурах. Например, у вас, кажется, очаровательные формы, — он кивком указал на покрывало.

— Надеюсь, я выгляжу лучше, чем чувствую себя, потому что я чувствую себя как бы внутри египетской мумии. Вы сказали «необычно долгий гиперсон»? Сколько же меня не было?

Она указала на наблюдавшую за ними медтехника:

— Они мне ничего не рассказывают.

Берк ответил успокаивающим, отцовским тоном:

— Ну, может быть, вам не следует сейчас беспокоиться об этом.

Рука Рипли метнулась с покрывала и сжала его руку. Скорость ее реакции и сила пожатия удивили его.

— Нет, я полностью в сознании и не нужно надо мной трястись? Сколько?

Он взглянул на медтехника. Та пожала плечами и отвернулась к непостижимой путанице огоньков и трубок. Когда он снова посмотрел на женщину, лежавшую в постели, он осознал, что не в состоянии отвести взгляд в сторону.

— Ладно. Хоть это и не входит в мои обязанности, но инстинкт подсказывает мне, что вы достаточно окрепли, чтобы выдержать это. Пятьдесят семь лет.

Цифра ударила ее, как молотком. Пятьдесят семь ударов молотком. Она была потрясена сильнее, чем тогда, когда впервые очнулась или когда впервые увидела родной мир. Она казалась подавленной, потерявшей силу и краску одновременно. Внезапно ей показалось, что искусственное тяготение станции в три раза превышает земное; оно вдавливало ее в постель. Воздушная подушка, на которой она отдыхала, вздымалась вокруг нее. Медтехник посмотрела на индикаторы, но все было в норме.