Шестое чувство
Шрифт:
Впрочем, как говорил Акира, мы были такими с самого начала, недаром из многих он выбрал именно нас и сказал нам, что у нас высочайший порог выживаемости. Только это следовало поднять на поверхность, проявить, как фотографию. Ну еще бы: детдомовцы в нашей стране, тогда еще – Советском Союзе. Кому же еще иметь высокий порог выживаемости, как не им?
Не нам?
Как я уже говорила, запрещенная в самой Японии методика Акиры якобы могла возвратить человека в первобытное состояние, благо будила древние подкорковые зоны мозга и сигнальные системы, которые
Во мне он определил пантеру. В моих братьях – а Акира нарек нас, чужих по крови, братьями и сестрой – он узнал медведя, тигра, ягуара и волка. И мы стали ими, не до конца, конечно, благо сидящий внутри каждого из нас зверь не подчинялся воле и сознанию. У зверя нет сознания, его лучшие качества проявляются только тогда, когда он стоит на грани, и тогда инстинкт и первородные импульсы дают команду выжить и отпускают на волю истинный потенциал. Истинную мощь, таившуюся в каждом из нас.
Помню: словосочетание «истинная мощь» каждый из нас понимал по-разному. И когда мой брат-медведь научился одним ударом проламывать кирпичную кладку в полкирпича, Акира положил руку на его плечо, такой невысокий и щуплый рядом с рослым названым сыном, и сказал, что зияющая дыра в стене лишь видимость, что истинная сила не в этом. Акира знал, что человек, не порвавший со своими древними корнями, уходящими в дикую природу, сумеет выстоять там, где зажатый цивилизацией горожанин погибнет. Да, эти рассуждения звучат напыщенно и бессмысленно в огромной сияющей Москве, но ведь и город – джунгли, только каменные. И не всякий сумеет распознать и услышать, что…
Услышать!
Я вскинула пришпиленные дремой веки. Часы пробили два ночи. Телефон пел протяжно, прерывисто и тонко.
– Нина Алексеевна!
Она вошла в гостиную, в руке ее была трубка радиотелефона, которая звенела синхронно с аппаратом, стоящим на журнальном столике у моих коленей.
– Это он, – отрывисто выговорила Белосельцева. – Это он, вот видите. Сейчас опять будет молчать, и сколько бы ни…
– Я возьму параллельно, – сообщила я. – Соединяйтесь, Нина Алексеевна.
Она послушно нажала кнопку «Talk» на переносном телефоне и поднесла трубку к уху:
– Да, слушаю.
Молчание. Я подняла на Нину Алексеевну взгляд напряженно прищуренных глаз, и она проговорила:
– Почему так поздно звоните? Говорите же! Алло! Алло! Говорите!
Молчание. Нина Алексеевна судорожно сглотнула, и у нее вырвалось:
– Да не молчи ты! Так и говорите, что с Ромой что-то случилось, что он умер, или что вы требуете выкуп, или еще что-нибудь… – Она резко оборвала свою фразу.
В трубке возник какой-то шуршащий звук, а потом один за другим полились короткие гудки. Звонивший снова не пожелал что-либо сказать. Нина Алексеевна опустилась на диван, закрыла лицо руками. Вошел Сергей Георгиевич –
– Нина Алексеевна, – проговорила я. – Выпейте успокоительного. Да… Сергей Георгиевич… вы…
Она высвободила лицо из ладоней:
– Ну, что вы об этом думаете?
Я мягко повела плечами:
– Пока ничего определенного сказать не могу. Звонок в два часа ночи поступил, да. Это подтвердилось. Осталось узнать только, откуда звонили. Если удалось определить, конечно. Босс наверняка связался с кем нужно и теперь отслеживает звонки на ваш номер.
– Но каким образом… – начал было Белосельцев, но тут же осекся: телефон зазвонил снова. Правда, на этот раз не домашний, а мой мобильный. Это наверняка был Родион Потапович.
– Да!
– Мария, попытка определить, откуда звонили, не удалась, – прозвучал глуховатый голос Шульгина. – Странно. Даже если бы набирали Белосельцевых из телефона-автомата, то это все равно можно было определить. А тут – ничего. Как будто звонили… гм… – Босс кашлянул, а я подхватила:
– Откуда? Договаривайте уж.
– Да что тут договаривать? Глухо, словно действительно звонили с того света. Или у звонившего очень хорошая аппаратура, позволяющая заметать следы. Но я не вижу смысла в таких серьезных предосторожностях. Ведь опять промолчали!
– Да.
– Белосельцевых накручивают, это совершенно очевидно. Причем делают это умело как с технической, так и с психологической точки зрения. Как там жена Сергея Георгиевича?
Я краем глаза взглянула на неподвижно сидящую Нину Алексеевну и отозвалась:
– А вы как думаете?
– Да, подумать есть о чем, – сказал Родион Потапович. – Только сдается мне, что разгадка всего дела – самая что ни на есть простая. Обычно так и происходит с теми проблемами, которые первоначально выглядят устрашающими.
– По-моему, нет никаких оснований применять слово «устрашающий», – ответила я.
– По-моему, тоже. Но все-таки я привык прислушиваться еще и к интуиции. А согласись, Мария, что есть тут что-то дьявольское. Откровенно говоря, у меня мороз шел по коже, когда я читал ту записку, которую еще порывался отнять у меня Белосельцев. Нагромождение безграмотных фраз, и вот такой эффект. Да уж!
И, выдав это глубокомысленное «Да уж!», босс дал отбой, откровенно огорченный.
– Ну что? – спросил меня Сергей Георгиевич.
– Откуда звонили, определить не удалось. Слишком малая продолжительность соединения. К тому же звонившие, по-видимому, люди предусмотрительные. Они учли возможность того, что будут отслеживать их звонки, – я одну за другой нагромождала эти трескучие фразы, чтобы скрыть собственную неловкость. Не знаю, но если честно – я рассчитывала, что Родион сумеет определить, откуда звонили. Не получилось.
– Ладно, – выпрямляясь, произнесла Нина Алексеевна, – давайте спать. Сегодня уже не позвонят.