Шествие динозавров
Шрифт:
Завыли по-волчьи тени мертвых воинов, тоскуя по оружию. И отверзлись потайные ходы,
Преисполнился мрак запахом смерти.
Поднялись из темноты и забвения Вауу-Гнриг, Древние Пауки, Каждый подобен горе, поросшей лесом, ужасен видом,
Обуян гневом и неутоленной гордыней.
Страшен Эрруйем на престоле, но Древние Пауки не страшатся: „Зачем звал нас, безглавец? Зачем
Или Мбиргг подал знак, что проснется, и нужно тебе, Чтобы кто-то перед ним замолвил за тебя словечко?
Или нашел ты свой молот насилу и решил продолжать поединок?“ Отвечал Эрруйем, усмехнувшись:
„Не проснулся покуда Паук Бездны, проснется ли — не ведаю. Чтобы сгубить вас, мне молот не нужен, достаточно взгляда. Но хочу предложить вам работу по вкусу.
В чреве Мбиргга, должно быть, вы разжирели без дела. Хватит вам копить злобу да хорониться в потемках“.
Рассказал Эрруйем про Гзуогуама и череп, и молитву о мести. Но смеялись Древние Пауки над рассказом:
„Мы в толк не возьмем, кто эти букашки,
Которые никак не поделят того, что им не принадлежит, О каком законе ты говоришь
И кто эти боги, что осквернены и осмеяны.
Нет богов над Телом Мбиргга, кроме самого Мбиргга. Ибо его боги сгинули с Прежним Миром.
Значит, нет богов и над нами, кроме отца нашего Мбиргга. И вы нам не боги, а гонители наши и кровники.
Но ты развеселил нас, безглавец, рассеял нашу скуку. Потому мы согласны тебе помочь за небольшую плату.
Ни к чему выходить нам из темноты, чтобы покарать святотатца. Есть у нас дети и внуки, и внуки наших внуков.
Давно они тоскуют без дела, никогда не знали охоты на дичь. Они справятся с этим не хуже нас, Древних.
Только дай им пройти сквозь твои чертоги без урона И скажи своим братьям, чтобы впредь им не вредили,
Когда они поселятся под солнцем, совьют себе гнезда
Выведут потомство и не вернутся в царство мрака и холода. Тесно стало им Чрево Мбиргга, пусть оставят его Древним,
Чтоб могли мы спокойно дождаться своего часа“. Отвечал Эрруйем: „Пусть будет так.
Слишком многого вы требуете, велика цена за услугу. Но не могу я покинуть Землю Теней даже ненадолго.
А святотатец Гзуогуам должен быть наказан.
Он нарушил законы, установленные
Уступая дорогу своим детям и внукам, и внукам своих внуков, Которым не было счета.
Многоруки и смрадны, оснастили шипастыми серпами свои рты. Черны были тела их, черны были лица их,
Черны были души и дела их.
Черное Воинство выходило из Чрева Мбиргга, Чтобы никогда назад не вернуться.
Ужаснулись тени воинов перед престолом Эрруйема.
Ужаснулся и сам Эрруйем, стократ пожалев о содеянном, Но принужден был держать свое слово.
И поднялось Черное Воинство под ночные небеса,
Когда спало все войско Гзуогуама, и никто не поднял тревоги. Оно ступало неслышно, невидимо было во мраке,
Только океан глаз рассеялся по земле, светясь среди ночи. И утонули воины в том океане, ни разу не вскрикнув.
Захлебнулись в нем собаки, рабы и женщины.
Не вспомнив об оружии, канули в его волны вожди. И прервалась всякая жизнь этой ночью.
Там, где катилось Черное Воинство, не росла даже трава, Птицы умирали в полете, видя гибель птенцов.
Шакалы вырывали себе внутренности,
Лишь бы умереть от своих зубов, а не от Черного Воинства. И не осталось ничего, что могло бы радоваться утру,
Которое никак не наступало.
Ночь пролилась на землю, ночь текла по степи,
Ночь никак не кончалась, хотя небо уже посветлело.
Черное Воинство ушло, но рассвет не хотел заниматься, Даже солнце оледенело от ужаса.
Гзуогуам ото сна пробудился и позвал рабов, Чтобы принесли ему воды омыть лицо и руки.
Но никто не откликнулся на его зов, как бывало.
Гзуогуам на ноги встал, охвачен гневом, позвал вождей, Чтобы те покарали ослушников своим оружием,
Но никто не поднял меча, как бывало.
Гзуогуам обратил глаза к небу и шатра не увидел.
Он один стоял посреди степи, усеянной белыми костями, Словно минуло сто лет, и солнце выбелило остовы.
Вокруг лежали его вожди, в латах, с мечами в изголовьях, И череп каждого скалился в улыбке смерти,