Шествие императрицы, или Ворота в Византию
Шрифт:
Но срок прошел, а город молчал. И тогда повелел султан начать осаду, выкатить вперед пушки и разбивать стены. К вечеру 6 апреля мраморные ядра сильно повредили часть стены у Харисийских ворот.
Султан Мехмед решил, что надо довершить разрушение стены, и тогда в брешь ринутся янычары. И приказал продолжать бомбардировку весь следующий день. Действительно, к вечеру стена в этом месте обрушилась.
Но наступила ночь, и воины Аллаха не решились идти на приступ. А тем временем под покровом темноты защитники города успели восстановить разрушенное.
На следующее утро султан приказал подвезти как можно больше пушек к этому участку и продолжать усиленную бомбардировку. Он был уверен, что стену удастся разрушить.
Со стен стреляли по солдатам, которые засыпали ров, но те, несмотря на потери, суетились как муравьи. Одновременно некоторым из них было велено рыть подкопы там, где это казалось возможным и успешным.
Султан рассылал гонцов с повелениями. В эти первые апрельские дни они были еще сумбурны и не достигали цели.
Капудан-паше Балтоглу было поведено прорваться сквозь заграждения в Золотой Рог. Но у него ничего не вышло, все попытки были отражены. Он потерял несколько мелких судов и вынужден был отойти, решив дождаться подхода Черноморской эскадры и тогда возобновить прорыв.
За городскими стенами высились два флота — в Ферапии на холме над Босфором, другой в Студиосе, недалеко от берега Мраморного моря. Видя неуспех попыток пробить городские стены, султан обратил свой взор на них. Он приказал идти на штурм, что было делом довольно простым — гарнизон этих фортов не располагал достаточными силами. Усиленная бомбардировка разрушила форты, защитники большею частью пали смертью храбрых, а частью сдались на милость победителям либо были схвачены в плен.
Всего в руках турок оказалось семьдесят шесть человек. И тогда султан повелел выбрать такое место, откуда защитники города могли бы видеть ту участь, которая предназначалась и им. Всех предали мучительной смерти: посадили на кол. Предсмертные стоны и корчи несчастных должны были устрашить осажденных.
Тем временем Балтоглу получил приказ захватить Принцевы острова в Мраморном море, где в монастырской башне располагался небольшой гарнизон. Ее защитниками были монахи, надеявшиеся на неприступность и неуязвимость своей цитадели. И действительно, все попытки разрушить башню оказались тщетными. А тридцать монахов, оборонявших ее, отказались сдаться.
Видя, что пушки бессильны пробить стены, Балтоглу приказал обложить башню хворостом, добавить в него смолы и серы и поджечь. В пламени часть защитников погибла, а оставшиеся были схвачены и казнены.
Глава десятая
Звучной славой украшайся…
Я как-то сказала и этим весьма восхищалась, что в милость, как и в жизнь, вносишь с собой зачаток своего разрушения.
Я был с его светлостью в Тавриде, в Херсоне, в Кременчуге месяца за два до приезда туда Ея Величества. Нигде там ничего не видно было отменного; словом, я сожалел, что его светлость позвал туда Ее Императорское Величество по-пустому. Приехав с государыней. Бог знает что там за чудеса явилися. Черт знает откуда взялися строения, войска, людство, татарва, одетая прекрасно, казаки, корабли… Ну-ну, Бог знает что. Какое изобилие в яствах, в напитках, словом, во всем, ну, знаете, так, что и придумать нельзя, чтоб пересказать порядочно. Я тогда ходил как во сне, право, как сонный. Сам себе ни в чем не верил, щупал себя: я ли? где я? не мечту или не привидение вижу? Ну-у! Надобно правду сказать: ему, ему только одному можно такие дела делать, и когда он успел все это сделать? Кажется, не видно было, чтобы он в Киеве занимался слишком делами… Ну, подлинно удивил. Не духи какие-нибудь ему прислуживают?
Чертков, служащий Потемкина, — жене
Что
Скажу вам и то, что не один сей город занимал мое внимание. Новые и весьма недавно также основанные города Никополь, Новый Кондак, лепоустроенный Екатеринослав. К тому же присовокупить должно расчищенные и к судоходству удобными сделанные Ненасытицкие пороги с проведенным и проводимым при них с невероятным успехом каналом, равно достойны всякого внимания разума человеческого.
Граф К. Г. Разумовский, президент Академии наук, — сенатору Ковалинскому
Вот полный перечень именитых особ, сопровождающих Ее Императорское Величество Екатерину Великую в водоходном шествии по Днепру:
Статс-дамы: графини Александра Васильевна Браницкая и Екатерина Васильевна Скавронская, камер-фрейлина Анна Степановна Протасова, фрейлина графиня Екатерина Ивановна Чернышова; генерал-фельдмаршал светлейший князь Григорий Александрович Потемкин, адмиралтейс-коллегии вице-президент граф Иван Григорьевич Чернышов, обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин, обер-камергер Иван Иванович Шувалов, гофмейстер и тайный советник граф Александр Андреевич Безбородко, генерал-адъютант граф Ангальт, вице-адмирал и генерал-интендант Петр Иванович Пущин, флотилией командующий; тайный советник Степан Федорович Стрекалов, гофмаршал князь Федор Сергеевич Борятинский; граф Стакельберг, российский полномочный посол при его величестве короле Польском; граф Павел Мартынович Скавронский, российский министр при дворе Неаполитанском; шталмейстер Василий Михайлович Ребиндер; генерал-майор действительный камергер и флигель-адъютант Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов; генерал-майор и флигель-адъютант Василий Иванович Левашев; камергеры: тайный советник Евграф Александрович Чертков, тайный советник Александр Юрьевич Нелединской-Мелецкой, Петр Степанович Валуев, Василий Петрович Салтыков, действительный статский советник и лейб-медик Роджерсон, действительный статский советник Александр Васильевич Храповицкий; камер-юнкеры: граф Юрий Александрович Головкин, Александр Андреевич Бибиков и Виктор Павлович Кочубей; министры иностранные: римско-императорский посол граф Кобенцль, от Французского двора граф Сегюр, Великобританский посланник господин Фицгерберт, граф Браницкий, гетман великий коронный польский; принц де Линь, гран д’Еспань, и генерал-поручик австрийский принц де Нассау, гран д’Еспань.
Вечером, когда государыня уединялась к себе либо препровождала досуг с иностранными министрами игрою в карты и иными затейливыми играми, ее секретарь Александр Васильевич Храповицкий, отличавшийся сметливостью и хорошим слогом, запирался в своей крохотной каютке, возжигал свечу, извлекал из тайника клеенчатую тетрадь и распахивал ее на очередной странице.
Он вел дневник. Тайный. Не то чтобы нечто поносное противу государыни записать, напротив — увековечить для потомства ее дни и ее изречения и мысли. Откройся он ей, не одобрила бы и повелела сжечь. Потому и вел его в секрете, ибо чувствовал ответственность очевидца и сотрудника пред будущим.