Шифр Данте
Шрифт:
Она не понимала почему, а Сет отказывался разговаривать на эту тему.
Конечно, с самого начала было ясно, что ей придется работать с коллегами, которые считают, что женщине не место в «сугубо мужском» полицейском деле. Но казалось, что к Фернандесу это не относится: он честный человек, оказавшийся в Малабар-хаусе только потому, что однажды, преследуя известного преступника, случайно застрелил невиновного.
На месте преступления их ждали двое констеблей, один высокий, другой низкий. Они стояли у основания моста, грызли орехи и болтали с троицей
Персис взглянула на мост – железную конструкцию над двумя путями. Всего километром восточнее располагался Док Принц, и Персис подумала, что рабочие, чтобы попасть с одной стороны путей на другую, вероятно, проходят именно здесь.
– Эй, вы двое!
Констебли прервали беседу и удивленно уставились на форму Персис.
Чуть повременив, они подошли поближе. Три проститутки растворились в ночной темноте.
– Где труп?
Констебли посмотрели на нее как на умалишенную и синхронно повернулись к массивному Фернандесу.
– Вопрос задала я, зачем смотреть на него?
Они снова перевели взгляд на Персис.
– Мэм, – отважился заговорить высокий констебль, – тело там дальше, рядом с путями.
– Тогда почему вы здесь?
– Там нет света.
Позади них появился мужчина – он пересек мост, зажигая на ходу сигарету.
– Это вы так охраняете тело? Представляете, сколько человек могло пройти по месту преступления и все там затоптать, пока вы тут стояли?
Высокий констебль переглянулся с напарником, но на этот раз ничего не ответил.
– Ведите меня к ней.
Рельсы сворачивали за угол и растворялись во тьме. Щебень громко хрустел под ногами.
– Вы остановили движение поездов?
– Нет, мэм.
Они вышли на открытую местность, беспорядочно поросшую травой и небольшими кустарниками, теряющимися в шелестящей ночи. Параллельно рельсам по земле тянулась грунтовая тропинка.
Персис не заметила, как оказалась перед трупом.
Миниатюрная стройная женщина – вернее, то, что от нее осталось, – лежала лицом вниз почти у самых путей. Голова ее была повернута в сторону, часть лица закрывали иссиня-черные волосы. Обе ноги были обрублены ниже колена, а самих отрубленных частей рядом не было.
Персис вдруг почувствовала, что у нее кружится голова. Дело было не в изувеченном трупе – она насмотрелась на них в годы Раздела и еще тогда, к собственному удивлению, обнаружила, что вид смерти ее не пугает.
Дело было в платье. Темно-синем платье в горошек свободного кроя с короткими рукавами и складками на подоле юбки как раз у самых коленей. В платье, разбередившем старое детское воспоминание.
Однажды, когда со смерти матери Персис прошел всего год, она пробралась в ее комнату и открыла шкаф с одеждой. Отец пока еще не смирился со смертью жены и отказывался выбрасывать ее вещи. В шкафу Персис нашла несколько модных платьев, из которых одно –
Вдруг платье зашевелилось.
Ветра не было.
Персис сделала шаг вперед, чувствуя, как к горлу подбирается страх, и чуть подвинула правую ногу женщины – вернее, ее обрубок. Из-под платья вылезла тощая черная крыса, отчетливо выделяясь на фоне белеющего бедра.
Персис пошатнулась и, с трудом подавив крик, отступила назад. Крыса бросилась в сторону.
Некоторое время Персис ждала, пока успокоится сердце.
– Когда вы ее нашли, все было так же?
– Да, мэм, – ответил высокий констебль.
– Где ее ноги?
Констебли переглянулись.
– Мы не знаем, мэм.
У Персис зачесались руки – хотелось ударить обоих со всей силы.
– Разделитесь и найдите их.
Это не заняло много времени.
– Мэм!
Низкий констебль размахивал рукой, призывая Персис подойти ближе, и указывал палкой в сторону куста примерно в тридцати метрах от рельсов.
В траве в слабом лунном свете блестели две отрубленные ноги. Изящные стопы в сандалиях на черном каблуке, ногти покрыты красным лаком.
Наверное, она легла на рельсы, подумала Персис. Хотела, чтобы ее переехал поезд. А что потом? Передумала в последнюю секунду и попыталась отползти в сторону? Это бы объяснило, почему ей отрезало только ноги.
Но если она хотела покончить с собой, почему нельзя было просто шагнуть под поезд?
Все полицейские в городе знали, что железнодорожные пути притягивают самоубийц.
Поэтому на такие случаи обычно почти не обращали внимания.
Но белая женщина, решившая свести счеты с жизнью таким образом, – это была редкость, грозившая бюрократам головной болью.
Вдалеке раздался гудок, и по рельсам пробежала слабая дрожь.
Персис вернулась к телу:
– Надо отнести ее подальше отсюда.
Она сделал шаг вперед, но Фернандес ее опередил:
– Я отнесу.
Он встал над женщиной, взял ее под мышки, поднял, как тряпичную куклу – она весила, наверное, вдвое меньше, чем он, – отошел от путей и аккуратно положил тело на землю, на этот раз на спину.
В траве что-то уползло в сторону.
Персис села на корточки рядом с женщиной и откинула волосы с ее лица.
Красивая, это было понятно сразу. Красная помада на губах. Она была похожа на актрису или модель. Таких можно было увидеть в модных журналах, которые отец Персис заказывал для скучающих домохозяек.
– Вы ее обыскали? – обратилась Персис к подошедшим констеблям.
– Нет, мэм. Нам велели ничего не трогать.
Вот бы здесь был Блэкфинч… Конечно, можно послать одного из констеблей обратно в участок, чтобы они ему позвонили, но к тому времени, как он сюда доберется, может пройти еще столько поездов, что все следы будут уничтожены окончательно.