Шимпанзе горы Ассерик

Брюер Стелла

В первый же день я нашла пять довольно свежих гнезд, примерно двухдневной давности. Все они были сооружены на деревьях, расположенных по обе стороны перекинутого через реку моста. Обидно, что мы разминулись с построившими их шимпанзе на такой короткий срок.

На следующий день я пошла вверх по реке Ниери-Ко, но, кроме очень старых гнезд, не нашла там ничего обнадеживающего. В течение дня я встретилась с несколькими людьми, собиравшими дрова или рубившими пальмы для постройки хижин. Никто из них не говорил по-английски, но с помощью Момадо мне все-таки удалось расспросить, видели ли они шимпанзе. Один ответил, что их тут сотни, но, как выяснилось, он нас не понял и имел в виду павианов. Другой сказал,

что он несколько раз видел шимпанзе, но они лишь на время появлялись в этом районе. Живут же они, по его мнению, где-то возле реки Гамбия.

Следующие три дня я бродила вокруг лагеря, обследуя наиболее вероятные места обитания шимпанзе. Ежедневно мне попадались одно или два гнезда, но все они были, как правило, очень старыми. Более свежие следы пребывания шимпанзе я обнаружила по реке Гамбия, но даже этот район казался давно покинутым.

Огорченные неудачей, мы свернули лагерь и двинулись в Ниоколо-Коба. В тот же день я бродила по берегу Ниоколо и прошла вверх по течению до того холма, который мы назвали Тининой горой. Там до сих пор были остатки гнезд, которые Тина, Читах и Альберт построили почти два года назад. Эти зримые напоминания будили в моей душе острое чувство ностальгии. Больше чем когда-либо я хотела знать, где сейчас мои шимпанзе и что с ними. Я обошла все плато, потом поднялась немного выше по реке, но не обнаружила никаких следов, указывающих на то, что шимпанзе здесь недавно были.

В конце января я обследовала окрестности лагеря Ниоколо, но опять-таки безрезультатно. Судя по числу гнезд, дикие шимпанзе подходили к лагерю гораздо ближе, чем можно было предположить.

В феврале я планировала провести розыски в районе горы Ассерик. Местность там была более холмистой и зеленой, чем в других частях парка. Однако из окна автомобиля я не заметила особенной разницы: земля выглядела такой же выжженной и пустынной, островки густой растительности попадались только в тех местах, где дорога пересекалась с пересохшими речками. Вначале мне даже показалось, что деревьев, на которых могут кормиться обезьяны, здесь не больше, чем в окрестностях Ниоколо.

За два-три километра до подъема на вершину я заметила на другой стороне обширного плато верхушки зеленых деревьев. Некоторые из них показались мне похожими на деревья капок, обычно растущие возле воды. Мы пересекли плато, подъехали к линии зеленых зарослей и обнаружили глубокий каменистый овраг, который в сезон дождей, по-видимому, наполнялся водой, но сейчас был абсолютно сух. Перемена в растительности была поистине ошеломляющей. Мощные стволы и кроны капока и других лиственных деревьев образовывали над оврагом тенистый полог. Едва вступив под его сень, мы почувствовали живительную прохладу. Пока мы не натолкнулись на протоптанную животными тропу, которая вилась вдоль высохшего русла ручья, нам пришлось карабкаться через валуны и расщелины. После раскаленного плато мы испытывали огромное наслаждение от спасительной тени высоких деревьев, отвесных очертаний скал и уступов, изобилия птиц и богатства природы. Трудно было представить, как могли существовать рядом два столь различных места.

Пройдя по тропе метров двести, мы обнаружили, что овраг переходит в широкую долину, такую же зеленую и тенистую. Мы остановились, и я услышала мелодичное журчание бегущей воды. В нескольких шагах от нас, разбиваясь о заросшие папоротником камни, струился кристально чистый поток. На деревьях, прямо над нашими головами, я увидела пять свежих гнезд шимпанзе. Этот сказочный уголок, расположенный на краю высохшего плато, показался мне в тот момент настоящим раем.

Весь день мы тщательно обследовали местность. Я наконец впервые в жизни увидела дикого африканского шимпанзе, точнее, его спину, так как обезьяна, заметив нас, тотчас скрылась в густой листве. Мы прошли почти

до конца ущелья. В том месте, где оно расширяется, становясь более безлесным и открытым, мы неожиданно спугнули группу из трех слонов, пасущихся возле самой воды. Вечером я занялась изучением растительности и нашла множество деревьев со съедобными листьями или плодами. Я уже представила себе, как Пух и Уильям будут резвиться здесь, встретятся с другими шимпанзе, начнут новую жизнь. Надо было обследовать и другие ущелья, не говоря об остальной горе Ассерик. Может быть, многие из этих вновь открытых долин окажутся не хуже, а даже лучше той, которая предстала сейчас нашему взору, хотя поверить в это было трудно. Я старалась не поддаваться эмоциям, но в глубине души ощущала необыкновенную радость и приподнятость. Эта долина вполне могла стать землей обетованной.

Прошло несколько насыщенных впечатлениями недель. Как я и ожидала, мы обнаружили много других поросших лесом ущелий со следами диких шимпанзе, но только в одной долине струился поток живительной влаги — это была наша первая долина, расположенная по ту сторону горы. Даже по моим скудным понятиям было очевидно, что здесь вполне достаточно растительной пищи как для шимпанзе, так и для бесчисленных павианов, верветок и мартышек-гусаров. Несколько раз мне удалось увидеть диких шимпанзе, и каждый раз я надеялась, что среди них могут быть Тина, Читах или Альберт. Но я была слишком далеко и не могла разглядеть лица обезьян, а сами они, если кто-нибудь из моей троицы действительно был там, не подавали никаких сигналов.

К концу февраля я обошла почти всю гору Ассерик, но не обнаружила более подходящего для устройства лагеря места, чем то, на которое мы наткнулись в первый же день. Хотя я так и не нашла никаких следов Тины, Читаха или Альберта, я чувствовала, что не могу больше тратить время на их поиски. Приближался март, и мне хотелось поскорее перевезти сюда Уильяма и Пуха. Я считала, что в их присутствии мне будет легче установить контакт с дикими шимпанзе или найти своих обезьян. Поэтому в начале марта я упаковала вещи и отправилась в Гамбию.

За время моего отсутствия Уильям сделался совершенно неуправляемым и доставлял Найджелу много хлопот во время утренних прогулок. Возвращать назад вещи, украденные Уильямом у посетителей, становилось все труднее. В конце концов решили, что в случае приезда большой группы туристов Уильяма и Пуха будут с утра оставлять в загоне и выводить оттуда только к вечеру. Однако после прогулок Уильям неохотно возвращался назад: он прятался на территории питомника или залезал в загон к двум гиенам, где затевал возню.

Много хлопот доставил он нам, когда решил позабавиться с антилопами и так напугал их, что бедные животные начали как угорелые метаться по загону и поранили себе морды о проволоку. Кроме того, Уильям несколько раз ухитрился открыть клетку с цесарками — предметом особых забот и гордости моего отца. Птенцы были еще без оперения, но уже сильно подросли, и через некоторое время отец собирался выпускать их на волю. Когда Уильяму наскучило гоняться за цесарками, он поймал и убил их, намереваясь съесть. В общем, Уильям стал настоящим деспотом и приводил в отчаяние всякого, кому приходилось сталкиваться с ним.

Вечером, накануне того дня, когда мы с Найджелом должны были везти шимпанзе в Ниоколо, Уильям убежал из загона, навестил гиен, поиграл с ними, потом залез к сервалам и, прежде чем мне удалось вмешаться, убил молодого самца. Отец был так раздосадован, что даже не мог сердиться на Уильяма, но сам этот случай, как мне кажется, облегчил состоявшиеся на следующее утро проводы.

Уильям и Пух привыкли ездить в лендровере, и решено было перевозить их без клетки. На заднем сиденье мы разложили подушки и поролоновые матрасы, чтобы обезьяны путешествовали с комфортом.