Шипы и розы (Шепот роз)
Шрифт:
— Вы что-то сказали, милорд? — переспросила неимоверно толстая дама, тяжело наступив ему на ногу.
— Вы замечательно танцуете, миледи, — отозвался Морган, прикрывая вежливой улыбкой гримасу боли. — Вы летаете по залу легкой пушинкой.
Дама зарделась от счастья; в этот момент Сабрина подняла руку, и ее тут же схватил и покрыл жадными поцелуями хилый юнец, утонувший под громадным напудренным париком. Морган смотрел на жену с презрением. С его точки зрения, она выглядела просто смешно. Ее густые темные волосы были гладко зачесаны, напомажены и убраны в тугой узел на макушке, прикрытый крошечным кружевным чепцом; толстый
Со злой усмешкой Морган отметил, что ни один из доселе очень внимательных, преисполненных заботой и сочувствием ухажеров не кинулся поправить шаль, а тщедушный щеголь в очках даже встал на цыпочки, чтобы всласть полюбоваться открывшимся видом. Появилось непреодолимое желание броситься к Сабрине, взять за плечи и сильно встряхнуть, чтобы волосы рассыпались по плечам и разгорелся прежний румянец на щеках, но он не мог себе этого позволить, не смел даже дотронуться до жены.
Да, видно, свалял дурака, дав согласие участвовать в этой трагикомедии. Не следовало сюда приходить, потому что Сабрине не требуется его помощь. «Она никогда не нуждалась во мне, — стучало в голове. — Она меня просто выгнала, вышвырнула мой букет и прямо сказала, что никогда не позволит ее коснуться и пальцем. Сейчас надо просто извиниться перед радушными хозяевами и откланяться. Если их удивит мое поведение, черт с ними! Надо вернуться в Блумсбери, швырнуть прямо в лицо Дугалу и Элизабет их деньги и все эти роскошные одеяния. Пусть подавятся! Ничего мне от них не нужно. Будь проклят тот день, когда я свел знакомство с Камеронами, будь они трижды прокляты!»
«Решение принято, пора ноги уносить, пока силы есть». С этой мыслью Морган передал свою даму новому партнеру, повернулся и обнаружил перед собой Энид; сцепив пальцы, они обошли друг друга кругом, как хищники перед решающим прыжком. Наконец-то появилась возможность излить на кого-то накопившееся возмущение, и Морган с издевкой глянул на выпирающий живот партнерши.
— Счастлив видеть, что ваш муж оставил вам кое-что на память о себе, леди Маклеод.
— Я тоже счастлива, милорд. Граф Монтгаррский, если не ошибаюсь, — в тон ему ответила Энид, скромно потупив глаза.
Морган удивился. Оказывается, он имел дело не с прежней простенькой толстушкой, а с достойным оппонентом, спокойным и уверенным в своих силах. Великан с новым интересом посмотрел на округлившийся живот Энид, неожиданно вспыхнула надежда.
— Смею ли предположить, что и ваша кузина так же осчастливлена? — спросил Морган, стараясь придать себе вид полного безразличия.
Энид покачала головой, но, когда зашла за спину партнера, негромко сообщила:
— Она была страшно расстроена этим.
До его слуха донесся звонкий смех со стороны дивана, отдавшийся новой болью в сердце.
— Оно и видно, — мрачно обронил Морган, решив, что Сабрина не теряет зря времени и развлекается как может.
Настроение еще больше ухудшилось, но тут в голову пришла новая мысль: «А какое, собственно говоря, я имею право ее осуждать? Если бы не сложились так плохо дела у моего клана и я бы отказался на ней жениться, она сейчас бы отплясывала вместе со всеми и была бы признанной королевой бала». Безумно захотелось расспросить Энид, выведать у нее как можно больше о том, чем жила Сабрина последние месяцы.
Всякий
— Как она передвигается?
— Большую часть времени она проводит на первом этаже, а в спальню ее относит на руках Стивен или батюшка, иногда один из лакеев.
— А если она захочет выйти из дома?
— Она все время проводит дома, ни разу не выходила с тех пор, как ее привезли в Лондон. Говорит, будто от свежего воздуха у нее начинает болеть голова.
Моргана озадачило это сообщение, он не мог себе представить, чтобы его энергичная и жизнерадостная жена была способна обречь себя на добровольное заточение в четырех стенах, без живительного весеннего воздуха.
— Ноги ее не беспокоят? Ей не больно? Неужели нет никакой надежды? Что врачи говорят? Она вообще пробовала ходить?
— Нет, ни разу, — глухо ответила Энид, старательно отводя глаза.
Это признание потрясло Моргана до глубины души, он замер на месте, вынудив танцоров обходить застывшую на одном месте пару, схватил Энид за плечи и, заглядывая ей в глаза, стал допытываться:
— Говоришь, ни разу самостоятельно не пыталась встать на ноги? Ни разу?
Его настойчивые расспросы довели Энид до слез, и она все честно выложила:
— Сначала доктор Монтджой уговаривал ее, пытался поднять на ноги, заставить ходить, но она ни в какую. Каждый раз, едва касалась ногами земли, тут же начинала жаловаться на дикую боль. В конце концов дядюшка Дугал не выдержал и настрого запретил всякие эксперименты.
На лице Моргана появилось такое странное выражение, что Энид непроизвольно отступила на шаг. Она еще больше удивилась, когда великан внезапно поднял ее в воздух и крепко расцеловал.
— Молодец, девочка! Только что-то ты как-то побледнела. По-моему, тебе надо выпить стакан теплого молока, а то недолго и в обморок упасть.
Прежде чем она успела опомниться, Морган уже разрезал толпу танцующих, направляясь в другой конец зала. Глядя ему в спину, Энид зажала ладонями пылающие щеки и невесело подумала: «Ну вот, опять сболтнула лишнее. Что теперь будет? Что задумал этот неугомонный?»
Из последних сил Сабрина старалась скрыть свое горе за фасадом показного веселья. Птицами взлетали тонкие руки, дергая одного кавалера за рукав, другого отсылая за новой шалью, которая более выгодно оттенила бы цвет лица. Она пустила в ход все проверенные в прошлом на отце и братьях приемы, дабы очаровать не ожидавших такого натиска гостей бала.
В результате ни один поклонник не покинул больную ради танцев и оставался рядом, будто прикованный к дивану невидимой цепью. Постепенно в этот крут были вовлечены некоторые дамы, оказавшиеся неспособными противостоять обаянию Сабрины. Даже самые злобные среди них были вынуждены признать, что разговоры о ее капризах — не более чем грязные сплетни, которые распускают завистники.
Однако и в то время, когда окружающие буквально ловили на лету ее остроты, Сабрина постоянно думала только о Моргане и ни на секунду не выпускала его из поля зрения. Да и все ее ухажеры то и дело поглядывали на элегантного белокурого великана, раздувая ноздри, как жеребцы, почуявшие сильного и опасного соперника. Во время танцев дамы разве что только не отталкивали друг друга плечами и руками в стремлении очутиться на его пути.