Шишки без ягод
Шрифт:
— А Юрка куда дели?
— Убили Юрка. Амазонки зарубили.
— Вот, значит как. Зверствуют, значит.
— И зверствуют, и ограбили подчистую. Так что, мне с моими нынешними капиталами сейчас только твоё халявное пиво и пить.
— А что так.
— Да вот, пришёл к тебе на работу наниматься.
— Как это, наниматься? Нафига? Да у вас же своя рыболовецкая артель.
— Да-а. Был у нас промысел. Был, да весь вышел. Амазонки, твари такие, разорили. Всё отобрали. И сети, и лодки, и амбары с сараями пожгли.
— Ну и наплюй. Купи новые. Небось, накопили себе капиталов то на рыбке. Чай не первый год работаете.
— Нет капиталов. Всё стервы эти отобрали. Еле животы свои спасли, а то бы порубили насмерть.
— Как это так?
— А вот так. Они, оказывается, следят за всеми, кто на реке трудится. И барыши их подсчитывают. И так точно считают, сволочи. До последней монетки всё выверено. Как будто у них здесь сидит свой человечек и всё, всё им докладывает.
— Вот и нас прижали, как только мы чуток поднялись. И прижали так, что и не вывернешься. И пока всё до последней монетки не отдали, не отпускали, сволочи.
— Вот так вот взяли, и просто отдали? — удивлённо посмотрел на него Сидор.
— Не просто, — хмыкнул Мишаня, подымая руку и показывая Сидору перевязанную кисть левой руки. — Было пять пальцев, стало четыре. По кусочку, твари, резали, по фаланге.
— Я, почитай, сразу всё отдал, потому и легко отделался. А вот Пафнутий так легко не обошёлся. Всю шкуру со спины плетьми сняли. А Юрка, так, вообще, зарубили.
— Они нас на лове взяли, на Лебяжьем острове. Ну и сразу предъявили счёт к оплате. И заметь, опять повторюсь, чтоб ты осознал. Все наши доходы, до последней медяшки были им отлично известны. Только мы этого сразу не поняли, — чертыхнулся он, принимаясь за пивную корчажку Сидора.
Набулькав в свою кружку пива из Сидорова кувшинчика, он жадно присосался к бокалу и надолго замолчал. Стукнув опустевшей кружкой по столу он с обречённо злыми глазами, с какой-то дикой тоской в них зло посмотрел на молча наблюдающего за его манипуляциями Сидора.
— Пока ещё просто по сусекам шарили, терпели, — тихо процедил он сквозь зубы. — Ну, а когда стали пытать, выпытывая, где и что у нас прячется, тут первым Юрок не выдержал. Схватил шампур для копчения и по ручонкам одной из этих тварей со всей дури и врезал. Так, прямо до кости у одной из этих сучек обе ручки то и рассёк.
— Ну, — поморщился он, — тут же голову то сабелькой ему и сняли, чтоб по ручкам их шаловливым шампуром не бил. А потом за нас взялись, — хмуро посмотрел он на свою перевязанную кисть. — И ведь как всё организовали, твари. Пока одни нас на лове пытали, другие, в это же время, на нашем же берегу, наш хутор потрошили.
— Всё забрали, — прервался он, зло поджав губы, — а что не смогли взять, то поломали и пожгли. А
— Так что, Сидор, принимай на работу нищего рыбака. Всё, что нажито было, всё потеряно. Даже дома не осталось, всё сгорело.
— Где же вы теперь живёте?
— Да, — расстроено махнул Мишаня перевязанной рукой, — землянку под стеной посада выкопали. В городских казармах места уже не нашлось, вот и пришлось перебираться за стены, в посад.
— Так что, давай, принимай на работу. Буду теперь, вместо рыбной ловли, пеньки тебе корчевать. Пока меня одного, а потом, как Пафнутий поправится, и он присоединится.
— Да, видишь ли, — замялся Сидор. В голове его забрезжила интересная мысль, — с оплатой, как раз то и загвоздка. Может быть, ты не слышал, но я нанимаю людей с условием оплаты из будущего урожая.
— Да слышал я всё, — раздражённо махнул рукой Мишаня. — И про этот ваш будущий урожай, и про оплату, которой может и не быть, и про нищенский размер трудодня.
— Ну а раз слышал, то какого же чёрта, ты ко мне припёрся, — удивлённо посмотрел на него Сидор. — Да тебя с твоим умением на руках в кланах носить будут. И тебя и Пафнутия. Накой, вам эти пеньки за гроши?
— В клан не пойду, — набычился Мишаня. — И работать на них не буду. Знаю я их порядки. Договариваешься на долю в прибыли, а доля эта, как потом оказывается, курам на смех. Мало того, что она вообще смехотворная — какая-то жалкая десятина, но ведь и из неё же ещё и отгрызают.
— Как это? — заинтересовался Сидор.
— А вот так это, — зло сплюнул на пол Мишаня. — Десятина то идёт от всех промыслов и промысловиков.
— Ну и хорошо, — удивлёно посмотрел на него Сидор. — Сегодня ты здоров и можешь много заработать, а завтра ты больной и тебе обеспечивают достаток твои товарищи.
— Да нет там товарищей, — усмехнулся невесело Мишаня. — Там есть клановщики. А у них всё чётко разбито по частям.
— Эта часть бондари, — начал он загибать пальцы, — эта часть рыбари, эта часть — коптильщики рыбы. Эта часть грузчики. Ну и так далее. И десятина идёт от работ в каждой части отдельно. Ну а уже внутри самой части распределяется поровну между всеми своими.
— Вот и получается, что пока ты середнячок, то всё хорошо. А как только у тебя появляется лучший продукт, то тебя обдирают как липку.
— Вот смотри, — усмехнулся он, поудобнее устраиваясь на лавке и подливая себе Сидорова пива в опустевшую уже кружку. — Я делаю лучшую рыбу на всём нашем берегу. Колода моих бочек стоит один золотой. Колода — это двенадцать штук. У нас здесь вообще-то двенадцатеричная система, — пояснил он недоумённо поднявшему брови Сидору. — А колода такой же копчёной рыбы другого коптильщика, стоит не более пяти, ну, в редких случаях шести, серебрушек.
— Такая разница? — удивился Сидор.