Шиворот-навыворот

Волкова Виктория Борисовна

Лиля отпрянула, как от прокаженного:

— Не смей прикасаться ко мне.

Иван послушно отошел в сторону.

— Извини.

— Откуда ты взялся на мою голову, — в сердцах бросила она и гордо удалилась.

Дом спал. Пришлось снова вернуться в зал и растянуться на диване. О том, чтобы поспать, уже и не мечталось. Он услышал наверху ее шаги. Сначала она прошла вглубь комнаты, видимо, положила ребенка, а потом заметалась, как птица в клетке. Затем шаги стихи, а с улицы потянуло табачным дымом, немного терпким и душистым, каким обычно пахнет от крепких дорогих сигарет.

"Отчего ж ты не спишь, моя красавица?" — мысленно

воодушевился Иван, догадавшись, что Лилька так же взволнована сегодняшней встречей, как и он сам. А значит, еще не все потеряно.

Она уложила сына и принялась взад-вперед ходить по комнате. Босые ноги неслышно ступали по паркету. Затем Лиля вышла на террасу и, усевшись на пол, закурила. Слезы лились по щекам, с каждой затяжкой все сильнее.

— Иштван, миленький, что же ты натворил, а? Зачем полез в осиное гнездо, да еще разворошил его? Денежек захотелось срубить по-легкому? А о нас ты подумал? Знаю, что подумал. Знаю, что для нас старался. Жить-то теперь как дальше? — Лиля глубоко вздохнула, пытаясь унять слезы, но ничего не вышло, и она расплакалась с новой силой. Когда рыдания кончились, и слезы, пробежав дорожками по щекам, высохли, и сил уже не осталось, чтобы оплакивать, она тупо уставилась в одну точку. Ее взгляд зацепился за ротанговое кресло, стоявшее в стороне от основного гарнитура. Лиля вспомнила, как пару лет назад этот самый набор плетеной мебели стоял во дворе, и Иштван нога за ногу сидел таком же кресле, пил коньяк и смеялся. Она словно воочию увидела тот вечер, раскрашенный закатом в теплые тона, круглый стол, ломившийся от шашлыков, раков, огромных помидоров "бычье сердце" и зелени. Лиля тогда, не дождавшись к столу остальных, стащила кусочек шашлыка и съела, как конфетку. Горячее мясо обжигало язык, в животе толкался Мишка, и жизнь казалась такой чудесной.

— Я самая счастливая, — заявила она мужу, а он потянулся к ней и радостно чмокнул. Нельзя, нельзя вслух говорить такое. Даже думать нельзя.

Где оно теперь, это счастье?

В комнате заворочался малыш, позвал спросонья. Лиля встала и на ватных ногах пошла к сыну. Легла рядом на двуспальную кровать, где, развалившись, спал их с Иштваном сыночек, и чуть слышно поцеловала ребенка в висок.

— Спи, мой хороший, — прошептала она. Малыш, не просыпаясь, перекатился на бок, уткнулся ей грудь. — Счастье мое. Ты и Света. Только отца вашего больше нет с нами, — пробормотала она, закрыв глаза. Опять начали душить слезы и скатываться в уши, но Лиля не обращала на них внимания, боясь пошелохнуться и разбудить сына. Постепенно ее сморил сон, чуткий и тревожный, сквозь который она слышала, разговоры мужчин во дворе, работающий двигатель и шум открывающихся ворот, выпускающих автомобиль из говоровского двора. Оставалось только надеяться, что Иван уехал и больше не вернется.

— Между вами раньше что-то было? — полюбопытствовал по дороге на работу Стас у задумавшегося Бессараба.

— Да, — добродушно отмахнулся тот, улыбаясь. Хоть остаток ночи он провел, размышляя, что предпринять дальше, настроение казалось превосходным. Вижу цель — следую к ней.

— Серьезное что-нибудь, или так, шуры-муры? — не унимался Стас.

Хотелось послать его или посоветовать следить за дорогой. Но Иван решил завербовать себе союзника.

— Заявление в загс чуть не подали. И Света — от меня, — признался Иван и посмотрел на Стаса. Ему стало интересно, какую реакцию

на собеседника произведет его признание.

— Что-то помешало? — бесстрастно полюбопытствовал Говоров. Ивану почудилась издевка в его голосе.

— Сверни на повороте, заедем ко мне. Нужно переодеться, — велел он, игнорируя вопрос.

Родной дом встретил ароматами кофе и выпечки.

— Только что сварила, — сообщила Александра Васильевна, его домработница. — И пирожки согрела.

— Мы уже завтракали, — отмахнулся Иван.

Домработница всплеснула руками. Бессараб направился в кабинет, позвал за собой Стаса:

— Иди сюда.

Он достал из ящика массивного письменного стола, отделанного резьбой, фотографию в рамке и протянул другу.

— Смотри.

— Откуда у тебя фотография Светы? — изумился тот.

— Это Таня — моя сестра. Она умерла. Помнишь, я рассказывал?

Стас кивнул и уставился на снимок. Как это раньше рисовали картинки в журнале "Мурзилка" "найди десять различий"? Конечно, лицо очень похоже, и рассыпанные по плечам кудряшки такие же.

— Да-а-а, дела. Почему ж ты тогда не женился на Лильке? — возмутился Стас.

— Решил, что это ребенок Цагерта, — выложил правду Иван.

— Кто-то надоумил?

— Получился испорченный телефон. Это проклятая история, и, чтобы о ней говорить, мне нужно сильно напиться.

— Подожди, это из-за Лили ты тогда институт перед самым дипломом бросил и пошел добровольцем в Афган?

— Ну, положим, до Афгана мы так и не добрались, уже войска выводить начали, но до моста Дружбы дошли, и в Амударье ноги помыть довелось, — рассмеялся Иван и добавил, ухмыляясь. — Даже не догадывался, что ты в курсе моего боевого пути.

— А чего там знать? — фыркнул Говоров. — Афган, Абхазия, Первая чеченская…

— Я ж и говорю, прям биограф мой.

— Ты ж везде отметился, — отмахнулся Стас и спросил серьезно: — В марте из-за этой истории с катушек слетел?

— Да.

— Как догадался?

— Увидел Свету, узнал, что у нее был лейкоз. Много ума надо, что ли? — пожал плечами Иван, но уточнять не стал. Дочку увидел первый раз на экране телевизора, а о ее болезни узнал от посторонних. Позорище.

— Что предпримешь? — полюбопытствовал Стас, прекрасно понимая, что его посвятили в эту "Санта-Барбару" неспроста.

— Это моя семья. Пора ее вернуть.

— А Лиля согласна? — насторожился Стас. — Тут, Иван Григорьевич, в приказном порядке не решишь. И что хочешь от меня?

— Не мешай мне с ней видеться.

— Да кто ж мешает? — удивился Говоров.

— Если я буду говорить на черное — белое и наоборот, не возражай, — продолжал выдвигать свои требования Бессараб.

— Ты только не навреди ей, пожалуйста, — Искренне попросил Стас.

— Я не могу ей навредить, я люблю ее, — резко оборвал Иван.

— Моя жена сказала бы: "Как все запущено", — пробормотал Говоров.

— Кстати, о твоей жене. Постарайся нейтрализовать ее, ладно? — душевно попросил Бессараб.

— Попробую, но не обещаю. Юлька и так к тебе настороженно относится. А если узнает о твоем героическом прошлом…

— Я переживу. А ты позвони в течение дня домой, узнай у Лильки, может, есть какие-то вопросы. Мне пока как-то неудобно.

Но звонить Стасу не пришлось. Часов в одиннадцать Лиля набрала его сама.

— Когда будешь везти документы, захвати внутренний план счетов и приказ об учетной политике, — попросила она.