Схизматрица
Шрифт:
— Вера, любимая моя, — прошептал он. — Ты все-таки…
Обхватив голову руками, он рухнул в траву. Боль утраты смешалась в нем с восхищением силой ее духа.
Вера решилась на то, о чем они часто беседовали — в Музее, ночами, в постели, после воровской близости. Самоубийство как средство борьбы. Последнее средство выражения протеста.
Черная бездна распахнулась перед внутренним взором Линдсея. Путь к свободе… Но неожиданно в душе взметнулась бурная волна любви к жизни.
— Что ж, любовь моя… Сейчас, подожди немного…
Он
— Этот твой поступок… Отвратительно! — выкрикнул старик.
Линдсей одним прыжком вскочил на нога:
— Отойди! Не трогай!
— Старик застыл над телом покойной, не сводя с нее выпученных глаз.
— Проклятый дурак!.. Она умерла! Ей было всего двадцать шесть!
Линдсей выдернул из рукава, собранного в тугие складки на локте и у запястья, грубо выкованный нож и приставил к своей груди.
— Во имя вечных человеческих ценностей… Во имя гуманизма… Выбираю по собственной свободной воле…
Старик схватил его за запястье. После короткой схватки нож выпал из руки Линдсея. Дядюшка поднял нож и положил в карман лабораторной рабочей куртки.
— А это, — прохрипел он, — нарушение закона. И за незаконное хранение оружия тебе придется отвечать.
— Хоть я и в ваших руках, — ухмыльнулся Линдсей, — вы не сможете помешать мне умереть. А сейчас или чуть позже — какая, собственно, разница…
— Ф-фанатик, — с отвращением выплюнул дядюшка. — Выучили шейперы, нечего сказать… Республика оплатила твое обучение, а ты с его помощью сеешь разрушение и смерть!
— Она умерла человеком! Лучше вот так, в полете, чем — двести лет проволочной механистской куклой!
Линдсей-старший отрешенно рассматривал мотыльков, усеявших тело мертвой.
— Вы обязательно ответите за это. И ты, и этот твой плебейский выскочка Константин.
Линдсей не верил своим ушам.
— Вы… Тупой механистский… Вы что, не видите, что и так уже нас убили?! Она была лучшей… Она была нашей Музой…
— Что это за насекомые? — спросил вдруг дядюшка.
Он разогнал мотыльков взмахом руки. Только тут Линдсей заметил на шее Веры золотой медальон. Он рванулся к мертвой, чтобы схватить украшение, но дядюшка перехватил его руку.
— Это мое, не тронь! — крикнул Линдсей.
Старик, вывернув руку Линдсея, пнул его два раза в живот. Линдсей рухнул на колени. Задыхаясь, дядюшка нагнулся за медальоном.
— Ты напал на меня, — потрясение произнес он. — Это… насилие над личностью…
Он раскрыл медальон, и на пальцы его вытекла тягучая маслянистая капля.
— Нет записки? — удивился старик. — Что же это — духи?
Он понюхал пальцы. Линдсей, задохнувшись от тошнотворного запаха, упал наземь. Дядюшка вскрикнул.
Белые мотыльки тысячами накинулись на него, впиваясь в кожу, испачканную пахучей жидкостью.
Они облепили кричащего, размазывающего их по лицу старика.
Линдсей перекатился на живот и, поднявшись на четвереньки, отполз
Монитор на дядюшкином запястье засветился красным; старик замер. Мотыльки еще несколько минут продолжали терзать мертвое тело, затем поднялись в воздух и растворились в траве.
Линдсей, встав во весь рост, оглядел окрестности. По высокой траве к нему медленно шла жена.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БРОДЯЖЬЯ ЗОНА
Глава 1
Народный Орбитальный Дзайбацу Моря Спокойствия
27.12.15
Линдсея отправили в ссылку. Самым дешевым способом. Двое суток провел он слепым и глухим, накачанный наркотиками и залитый густой противоперегрузочной массой.
Автоматический катер, запущенный с грузовой направляющей, кибернетически точно лег на полярную орбиту вокруг другой орбитальной станции. Таких миров, названных по кратерам и морям, из которых брали сырье, вращалось вокруг Луны ровно десять. То были первые миры, вчистую порвавшие с истощенной Землей. Целый век их лунный союз был основой цивилизации, и коммерческих рейсов внутри этой Цепи миров было множество.
Но миновали дни славы; прогресс глубокого космоса отодвинул Цепь на задворки. Цепь разорвалась, тихий застой обернулся настороженной замкнутостью и техническим регрессом. Орбитальные миры деградировали, и пуще всех — тот, что был определен местом ссылки Линдсея.
Прибытие его зафиксировали камеры. Выброшенный из стыковочного узла катера-автомата, Линдсей повис обнаженным в невесомости таможенной камеры Народного Дзайбацу Моря Спокойствия. Тусклая сталь стен, облицовка ободрана… Некогда в этом помещении был номер для молодоженов — кувыркайтесь, мол, себе в невесомости. Теперь его переделали в бюрократический пропускник.
К сгибу правой руки Линдсея, еще не оклемавшегося после наркотиков, протянулся шланг внутривенного питания. Кожу облепили черные клейкие диски биомониторов. В помещении, кроме него, была лишь робокамера, снабженная двумя парами механических рук.
Серые глаза Линдсея открылись, но симпатичное лицо — бледное, с изящными дугами бровей — все еще было лишено всякого смысла. Его темные волосы спадали на обросшие трехдневной щетиной щеки.
Стимулянты начали действовать. Руки задрожали. Внезапно и резко Линдсей пришел в себя. Тут же навыки дипломата взяли контроль над телом — словно волна тока пробежала по мышцам. Лязгнули сведенные судорогой челюсти. Глаза, мерцающие неестественным, настороженным блеском, обшарили помещение. Лицевые мышцы зашевелились совершенно не по-человечески; внезапно он улыбнулся. Оценив свое состояние, он одарил камеру открытой, любезной улыбкой.