Шизофреник на капитанском мостике
Шрифт:
Если исследователь моего творчества захочет найти форт, в котором меня и ещё одного любителя рыбалки заперли; фортов напоминаю у Кронштадской крепости семнадцать, все на искусственных островах.
На искусственных островах размещались четыре южных батареи и восемь северных батарей. Советую исследователям соблюдать осторожность. У острова Котлин сто восемь километров ряжевых, каменных и свайных подводных преград.
5. Крепость
Сажая в каземат, советский пограничник заставил спуститься вниз на пятнадцать ступеней. Это была подземная камера;
– Вот тебе камера для воспитания, - сказал пограничник, взял плошку и, закрыв дверь, лишил и того тусклого света, который показал, словно при вспышке зарницы, мокрые стены моей тюрьмы.
Шесть суток я мучился, и прошёл через все муки, какие только переживают узники, забытые в тюрьме. Дух мой омрачился, туман неграмотности застилал глаза. Я был человек простой, необразованный, быстро отчаялся в подземной тюрьме. Питался тем, что у меня было взято с собой, да ещё тухлой корюшкой, которую не отобрали пограничники.
6. Незваный гость
На седьмые сутки сказал себе: "Хочу умереть" и дал клятву погибнуть с голода и жажды, не притрагиваясь к тем останкам пищи, которые оставались. Вечером (по свету из наклонной вентиляционной трубы я определял время суток), услыхал глухой шум за стеной. То было равномерное поскрёбывание по камню, производимое либо огромным когтем, либо каким-нибудь орудием. Я начал отбивать черепками, размягчённую штукатурку и копать навстречу, горько жалея, что не употребил на эту работу минувшие бесконечные часы, которые были потрачены даром на пустые надежды и отчаяние.
– Боже мой, боже мой, - вскричал я, - сжалься надо мной, боже, не дай умереть в отчаянии!
– Кто в таком порыве говорит о боге и об отчаянии?
– произнёс голос, доносившийся, словно из-под земли. Заглушённый толщею стен, он звучал как из могилы.
– Несчастный узник, - отвечал я.
– Какой нации?
– Русский.
– Имя?
– Александр.
– Твоё звание?
– Моряк.
– Давно ты здесь?
– Шесть дней. А вы сколько?
– Десять.
Я вздрогнул. Этот человек находился в темнице на четыре дня больше. За стеной раздался скрежет и тотчас земля, на которую опирался обеими руками поддалась; я отпрянул. В тот же миг груда земли и камней посыпалась в яму, открывшуюся под вырытым отверстием. Из тёмной глубины показалась голова, плечи и, наконец, весь человек, который не без ловкости выбрался из пролома, с рычагом в руках.
Я сжал в своих объятиях нового друга, и подвёл его к свету вентиляционной трубы. Это был человек невысокого роста, с волосами, поседевшими от пыли, с проницательными глазами, с двухнедельной щетиной на лице. По лбу его струился пот. На вид ему казалось не более 24-х лет. Он подошёл с рычагом к железной двери моего каземата и сказал, что дверь мы вскроем за четыре часа. Я с восхищением смотрел на героя.
– Скажите, кто вы?
– восторженно спросил его.
Новый товарищ-узник снисходительно улыбнулся.
– Аббат Фариа, Игорь Вячеславович, - пошутил он. Потом добавил,
– Маралов Игорь, курсант-выпускник
С Игорем начали ломать дверь камеры.
Игорь знал всё. Как-то я сказал ему, что счастье быть таким учёным, как он. Игорь улыбнулся и спросил, - но ты ещё о чём-то подумал?
– Да.
– О чём?
– Есть у меня дружок, - обиженно начал я повествование, - он предлагает бежать из Советского союза за границу, не знаю, как быть. Бежать с ним не хочу, и обидеть его боюсь. Не понимаю, почему он хочет бежать за границу?
– А как фамилия дружка?
– Гаус Андрий.
– Гаус!
– повторил Игорь.
– Гаус! Знавал я одного Гауса, преподавателя военного училища.
– У Гауса двойная фамилия, - добавил я. Вообще-то он Гаус-Швабрин.
Курсант Маралов расхохотался. Я посмотрел на него с изумлением.
– Что с вами?
– спросил я его.
– Видишь этот лучик света?
– вопросил он в ответ.
– Вижу.
– Ну так вот: твоё дело для меня яснее луча. Гаус сын дипломатов Швабриных, которые работают на ГРУ. Швабрин хочет вербануть клиента для обеспечения карьеры! Он вверх, тебя в подземную тюрьму!
Примечание эксперта: Гаусы-Швабрины работали на Первое главное управление КГБ СССР, а не на ГРУ. Агентом, сотрудником нейролингвистического отдела ГРУ был их сын Андрий.
Архив ГРУ. СР-Л27Э. Архив КГБ. КК-Л54О.
– Что такое ГРУ?
– Эти три буквы знать не положено.
– Откуда вы знаете?
– Курсант-десантник знает всё, - отвечал Маралов, в последний раз налегая на рычаг и ломая дужку замка темницы.
Было утро 16 апреля 1973 года.
Тогда я Игорю не поверил.
7. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Я был батальонный разведчик,
А он - особист был штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой.
Солдатская песня.
Слова Алексея Охрименко.
Через два с половиною месяца, 7 июля 1973 года, будучи матросом пассажирского лайнера Балтийского морского пароходства "Поэт Лермонтов", в Нью-Йорке, заметил, что наш официальный особист судна, по французской фамилии П'Оганофф Г.Б., в сторонке разговаривает с каким-то человеком, который летом! оделся в гороховое пальто. Это был Гаус-Швабрин! А в экипаже теплохода "Поэт Лермонтов" его не было! Ослепительный свет озарил мои мысли. Всё, что прежде казалось тёмным, внезапно засияло в ярких лучах. Я понял, что Андрий Гаус провокатор. Чрезвычайное волнение сбило меня с правильного пути.
Мне нужно было побыть одному. Отбившись от своей группы на Орчер стрит, свернул в сторону, долго шёл на юг, юго-запад, плутал где-то в районе нижнего Манхэттена. Пересёк улицы Джон стрит, Пайн стрит, пошлялся по Уолл-стрит, и, в каком-то баре, напился. В хмельном виде позвонил в ФБР. На ломаном английском, по телефону умудрился объяснить, что я русский. Приехавший ФеБеэРовец, потомок русских эмигрантов, презрительно разрешил мне говорить.
В пьяном виде, плача и жалуясь, рассказал агенту ФБР, что меня какое-то ГРУ заставляет предать Родину.