Шкатулка дедушки Елисея
Шрифт:
Елисей Егорович очень изобретательный был человек. Когда, ещё девочкой, он взял меня к себе на воспитание, этот дом весь звенел, гудел и пел на разные голоса. Он говорил мне бывало: «Я всю жизнь мечтал, чтобы мой дом звучал, как оркестр!» Ну, а в старости, когда он стал работать над каким-то своим давним изобретением, он уже перестал следить за домом, часто отлучался в поездки, его музыкальные механизмы начали выходить из строя один за другим. О, как я этого ждала! Для меня это было счастье. Да, да. Вы даже вообразить себе не можете, каково это — жить в доме, где и шагу нельзя сделать без того, чтобы над твоим ухом что-нибудь не звякнуло, не тренькнуло или не зачирикало! Дед был глуховат, а у меня, должна вам сказать, очень
Последние слова тётушка произнесла с такой силой, что ей в ответ зазвучали струны какого-то инструмента, стоявшего неподалёку. Она посмотрела на нас: внимательно ли мы слушали? Мы с Машей сидели, опустив глаза. Нам было неловко.
— Я вижу, вам не нравится то, что я сказала, — проницательно заметила тётя. — Ничего, дорогие мои. Поживёте здесь немножко — и вы меня поймёте. Да, да, обещаю вам: вы меня очень хорошо поймёте.
Тётушка Эрнестина помолчала, огляделась опять: вправо, влево. В эту минуту она была похожа на старую рыжую птицу, озирающуюся на крыше дома.
— Странный, очень странный был человек ваш дед, - повторила она, ещё раз нахмурившись. — Он настолько был одержим своими чудачествами, что растерял всех своих родных и близких, собственные дети уехали от него. Ну, а меня он взял на воспитание, чтоб хоть какая-то живая душа была в доме… Но, доложу я вам, нелегко мне пришлось, — ох, нелегко. Я мечтала, что когда-нибудь этот дом станет обыкновенным спокойным домом. И вот, кажется, дождалась… Но не тут-то было, дорогие мои, не тут-то было.
Тётушка в очередной раз огляделась по сторонам, потом опустила голову и принялась сосредоточенно сводить и разводить пальцы рук, одновременно покачивая головой из стороны в сторону. Мы с Машенькой опять переглянулись. Мне кажется, нам одновременно пришла мысль, что тётушка наша… как бы это деликатней сказать?., не совсем в себе. Но мы надеялись, что теперь она, наконец, перейдёт к самому главному, ради чего затевался весь этот разговор.
— Пусть вас не испугает то, что я сейчас скажу, — произнесла она, наконец, очень глухо, не поднимая головы. — Мне не удалось справиться с этим домом.
Она помолчала и добавила:
— Дом по-прежнему звучит. Да. По ночам. Но я не знаю — почему! Или, может быть, знаю, но… не верю в то, что знаю… Я понятно говорю?
Наверное, у нас с Машенькой в эту секунду были такие большие и круглые глаза, что тётя безнадёжно махнула рукой.
— Нет, вы, конечно, ничего не понимаете. Ваш кот гораздо догадливее, чем вы. Но вот что я вам скажу: в эту комнату, где мы сейчас находимся, вам лучше ночью не заходить… Дверь держите всё время запертой. И пуще всего остерегайтесь заглядывать сюда во время полнолуния. Вы поняли?
Тётя поглядела в наши испуганные лица, и что-то сочувственное появилось в её взгляде. Маша потом мне сказала, что, очевидно, в ту единственную минуту в ней заговорила совесть… Не знаю, как насчёт тётиной совести, но что в нас заговорил страх, это абсолютно точно. Маша, несмотря на свою застенчивость, всё же попыталась спросить:
— Но что же такое здесь происходит?
Тётушка Эрнестина покачала головой и опять нахмурилась:
— Происходит то, что покойный хозяин дома сделал ужасную и непонятную вещь: этот дом-вовсе не дом, а огромная музыкальная шкатулка, которую не надо заводить — она звучит сама по себе! Звучит, несмотря на все мои старания… И я не могу даже знать и предвидеть, когда это в следующий раз случится… Он своими руками построил этот дом. Дом оказался сильнее меня! Когда я это поняла, то решила, что непременно уеду отсюда, но мне было жалко бросать на произвол судьбы такую богатую коллекцию
На глаза тётушки навернулись слёзы. Только сейчас мы сообразили, что тётушка Эрнестина прощается с нами.
— Как! Вы разве от нас уезжаете? — вскричала сестра.
— Да, Машенька. Я уезжаю сегодня же. Ты должна меня понять и простить: мне этот дом не по силам. Я уезжаю в другой город. Насовсем. Мои вещи уже отправлены. Я должна была только принять вас и проститься с вами. Надеюсь, вы меня поймёте. Моей жизни осталось не так уж много, я не могу тратить последние дни на то, чтоб разгадывать немыслимые загадки Елисея Егоровича… Устала! Бог меня простит: я хочу спокойно дожить свой век.
С этими словами тётушка вручила Маше связку ключей, среди которых особенно выделялся серебряным блеском ключ от Музыкальной Комнаты, отдала последние распоряжения по дому, поцеловала Машу в щёку, меня в лоб, вытерла согнутым костлявым пальцем две слезинки, скатившиеся у неё со щёк, махнула рукой — и ушла от нас навсегда.
А мы с Машей остались совсем одни.
II. Машенька
ЗАГАДКА ДОМА — вот что стало меня мучить сразу, как только за тётушкой Эрнестиной закрылась калитка нашего (теперь нашего!) дома. Боже мой, не об этом ли я мечтала всю жизнь — иметь свою крышу над головой, не зависеть ни от кого и ни от чего? И вот — радости нет, а вместо этого новые заботы, новые тревоги.
Мой Вовка, конечно, смотрит на вещи иначе — ему сплошной праздник: он стал носиться по комнатам, копаться во всяком хламе во дворе и на чердаке, и каждый раз тащил мне показать какую-нибудь новую находку, а вид у него при этом был — прямо как у заправского сыщика. ЗАГАДКА ДОМА тоже беспокоила его, но на свой лад.
Что касается Амадея — он имел озадаченный и, по-моему, рассерженный вид. На него я надеялась, как на защиту от мышей, которых ужасно боюсь. Он довольно быстро освоился, заглянул во все углы и норы, побывал и на заборе, и на чердаке, но к той комнате, где хранятся инструменты, в первые дни избегал подходить. Бродил в отдалении и только принюхивался. Неужели его тоже волнует ЗАГАДКА ДОМА?
Если говорить начистоту, то меня волновала в этом ДОМЕ не только его ЗАГАДОЧНОСТЬ, но и полная близость почти всего, что я в нём находила, моим самым заветным желаниям. Эти старинные стулья с высокими спинками, потемневшие портреты в богатых золочёных подрамниках, бронзовые подсвечники, дубовые столы, красивый резной камин в гостиной — разве не встречала я уже это всё в моих грёзах, ещё в ту пору, когда увлекалась Буниным и Тургеневым?
Елисей Егорович, наш дед, был, конечно, замечательной личностью. Мне захотелось узнать о нём, бывшем хозяине ЗАГАДОЧНОГО ДОМА, как можно больше… И очень скоро такая возможность мне представилась.
Братишка, лучший в мире Шерлок Холмс, набрёл в чулане на удивительную старинную вещь: секретер из орехового дерева. Мы сумели втащить его в комнату, хотя он был довольно тяжёлый. Долго возились, прежде чем открыть дверцу. Когда дверца откинулась, секретер прозвенел что-то похожее на «Марш Черномора» Глинки.
Там оказалось полно бумаг: вырезки из старых газет, фотографии, письма, чертежи и записи, сделанные, судя по всему, собственной рукой Елисея Егоровича. Разобрать всё это сразу у меня не было сил, пришлось отложить на утро. Мы слишком долго засиделись, часы уже начали бить двенадцать. Собрались было спать — но ЗАГАДОЧНЫЙ ДОМ вдруг заговорил!! Нет, я, наверное, неудачно выразилась: он зазвучал. Впрочем, пожалуй, и этим словом не определишь всех ЗАГАДОЧНЫХ странностей, которые начали происходить в нашем ДОМЕ.