Шкатулка с бабочкой
Шрифт:
Ингрид была совершенно очарована импозантным иностранцем, который внезапно появился в ее окружении. Он пришел на ланч во время святок вместе с Элен и детьми и стал развлекать ее своими рассказами, которые излагал с сильным акцентом и свойственной чужестранцам интонацией. Она сожалела, что не знает испанского языка, потому что ей ужасно захотелось купить и прочитать все его книги. Однако он в не меньшей степени позабавил ее историями, сочиненными на ходу, и хрониками его приключений, приукрашенными богатым воображением. В итоге он полностью завладел вниманием
Прошедшие недели были отмечены частыми приглашениями в Пиквистл Мэнор. Элен чувствовала, как ее охватывает гордость, когда Рамон поражал окружающих своей уникальностью. Там, где он находился, атмосфера заряжалась какой-то особой энергией, и никто не ощущал это в большей степени, чем его жена.
— Как вы ухитрились уехать на другой конец мира от этого восхитительного молодого человека — это просто выше моего понимания, — как-то после ланча сказал Элен Нуньо.
— О, Нуньо, все не так просто. Вам ведь не приходится с ним жить, — рассмеялась она.
— Я не могу жить ни с кем, кроме Ингрид, так что это не вариант, — ответил он, глядя на нее умными голубыми глазами. — Некоторые люди осознают величину своей потери лишь тогда, когда уже слишком поздно. Надеюсь, на вас это не распространяется.
— Он здесь ради детей, а не ради меня, — холодно сообщила она, но, глядя через стол на оживленное лицо Рамона, подумала, что хотела бы, чтобы это было не так. Она мечтала о том, чтобы он забыл о своей гордости и попросил ее вернуться. Она хотела бы, чтобы он изменился ради нее. Но ее сердце сжимала грусть, потому что она знала его истинный характер. Он был как ветер и навсегда таким и останется — он никогда не знает, в какую сторону повернет.
— Рамон всегда такой, Нуньо. Когда он рядом, вам кажется, что никто в мире, кроме вас, его не интересует. Возьмем, к примеру, Федерику. — Они оба посмотрели на маленькую девочку, которая жадно впитывала каждое слово, сказанное отцом. Все, что она делала, предназначалось для отца — ее смех, ее шутки, ее рассказы, ее комментарии, ее улыбки. Она просто боготворила его. — Федерика верит, что он любит ее больше всех на свете. В данный момент так оно и есть, и я тоже готова в это поверить. Он полон раскаяния за то, что не приехал раньше, за то, что не писал и не звонил. Его одолевает чувство вины и желание ее искупить. Но скоро он уедет, и мы снова месяцами, а может, и годами, ничего о нем не услышим. Боюсь, что Рамон абсолютно соответствует пословице «с глаз долой — из сердца вон».
— Любовь состоит в том, чтобы понять недостатки другого человека и принять их, несмотря на то что они есть, — философски заметил Нуньо.
— Это цитата? — усмехнулась она.
— Нет. Это мое суждение, но, к сожалению, совершенно не оригинальное. Тем не менее это истина.
— Мы с Рамоном потратили годы, чтобы понять друг друга, пока, наконец, не осознали, что все наши попытки были напрасными.
— Но ведь не поздно попробовать еще раз.
— Не знаю. Похоже, у нас никогда не было настоящего взаимопонимания.
— Быть великим — значит быть непонятым, — процитировал Нуньо. — Ральф
— Да, с этим я согласна.
— Он также высказал еще одну очень глубокую мысль, моя дорогая.
— Какую же именно?
Нуньо наклонился и прошептал ей на ухо:
— Мы всегда готовы жить, но никогда не живем.
Эта фраза настолько глубоко запала в душу Элен, что она размышляла над ней на протяжении всего ланча, а затем целый день. По какой-то странной причине она не способна была думать ни о чем другом…
— Феде? — сказал Хэл, занимаясь чисткой зубов над умывальником.
— Да?
— Как ты думаешь, папа собирается остаться?
Федерика повесила мокрое полотенце на батарею.
— Не знаю, — ответила она, не желая озвучивать свои надежды.
— Может, он заберет нас обратно в Вину, — добавил он, сплевывая пасту под струйку воды.
— Не думаю, что он возьмет нас в Вину, Хэл, — осторожно ответила она.
— Почему нет?
— Потому что сейчас мы живем здесь.
— Я бы предпочел жить в Вине, — решительно произнес он.
— Но здесь тебя любят бабушка и дед.
— Я скучаю по Абуэлито. — Он сделал печальное лицо.
— И я тоже, Хэл.
— Дед не носит меня на плечах и не крутит меня вокруг себя, — пожаловался он.
— Я знаю.
— И не катает меня на пони.
— Он очень занят.
— Я хочу вернуться в Вину. Я думаю, что Абуэлито тоже скучает без меня.
— Конечно, так и есть. Я уверена, что они с Абуэлитой скучают без нас, — с тоской произнесла она. — Уже пора в постель, Хэл. Почитать тебе книжку?
— А где мама? — спросил он, шлепая босыми ногами по полу ванной комнаты.
— В доме, где живут Люсьен и Джои.
— Она всегда там сидит.
— Знаю. Ей нравится у Эплби.
— А мне не нравится.
— Нет, нравится.
— Нет, не нравится.
— Но ты постоянно играешь с Джои.
— Мне не нравится Джои.
Федерика вздохнула, предвидя ссору.
— Пойдем. Я прочитаю тебе рассказ, — с показным энтузиазмом воскликнула она, чтобы переключить его внимание.
— Я хочу, чтобы мне читала мама, — настаивал он. — Я не буду спать, пока она не придет.
— А как насчет бабушки?
— Я хочу маму, — захныкал он и упрямо скрестил на груди руки.
— Ладно, — вздохнула она. — Ложись в постель и жди возвращения мамы, она надолго не задержится, — уверенно сказала Федерика, прекрасно зная, что к ее возвращению они оба уже давно будут спать.
Было уже поздно, когда Федерика услышала за окном шуршание колес автомобиля по гравию. На мгновение в спальне мелькнул отблеск света, и она снова погрузилась во тьму, когда выключили двигатель. Она прислушалась к голосам родителей, спешивших поскорее попасть с холода в дом. Они смеялись, но толком ничего расслышать не удалось. Мама давно так радостно не смеялась, значит, возможно, отец не уедет. Федерика села в кровати и напрягла слух, стремясь услышать другие подтверждения своих выводов. Однако их приглушенные голоса не свидетельствовали ни о чем большем, чем дружеские отношения.