Шкатулка
Шрифт:
«Ага, значит, ты замужняя, — отмечала про себя Рита. — Ну естественно, столько золотых цацек не каждая себе позволит».
— В прошлом году у нас соседнюю дачу обокрали, представляете? — продолжала Нина Гавриловна.
«Представляю», — усмехнулась про себя Рита.
«Мой Коля», «Мы с Коленькой» — и так далее. Рите это стало надоедать.
— А у меня муж негр, — произнесла она между прочим. — Он сейчас гостит у родственников.
Рита увидела, как у собеседницы округлились, застыли в ужасе глаза.
— Трое детишек от него. Все мулатики, — невозмутимо продолжала
Нина Гавриловна собралась посочувствовать, но тут их, лежащих рядом — головы в тени — окликнул мужчина:
— Скучаете, девушки?
Он был в черных брюках и зеленой майке. Босиком. Темная волосатость на плечах и груди выдавала в нем аборигена.
— Ресторан пойдем. Сациви кушать… Музыка слушать, э? — Мужчина хотел быть неотразимым.
Нина Гавриловна поднялась, принимая бойцовскую позу.
— Идите, товарищ, — спокойно проговорила Рита. — Не мешайте культурно отдыхать.
— Вах! От всей души предлагаю. Дружить будем. Зачем не хочешь? — не сдавался мужчина. Гордый человек был уязвлен тем, что от него лениво отмахиваются такие гладкие, бесстыдно оголенные женщины: приехали, лежат и не реагируют на него.
В это время из моря вышел стройный широкоплечий атлет, направился в сторону Риты и Нины Гавриловны. Его яркая спортивная сумка лежала, оказывается, возле их лежаков. (Поворачиваясь, женщины невольно скользили по ней глазами, пытаясь разобрать латинский шрифт.) Атлет наклонился, выхватил из сумки сухие плавки, но заметил неладное и вступился:
— Это мои девушки, кацо. Ты понял?
«Кацо» окинул его бронзовое бодрое тело, на котором весело поблескивали водяные капли, и улыбнулся:
— Обе? Или только одна?
— Обе. Иди, дорогой, не серди меня.
— Вах! — пожал плечами тот и нехотя с достоинством отошел.
— Вы рыцарь! — сказала Нина Гавриловна.
— Последний из могикан, — добавила Рита. В ней проснулся интерес.
Втроем они просидели под тентом до ужина. Атлета звали Вадим. Нина Гавриловна, представляясь, назвала себя просто Ниной. «Химия — наука потрясающая, — говорил Вадим. — А вы, Ниночка, удивительная!»
Нина Гавриловна быстро освоилась в атмосфере глубоких истин, научного слога, мимолетного кокетства. Вторя Вадиму, она только раз споткнулась о «мой Коленька», затихла на секунду и уже больше не повторялась. Коленька остался в скучной городской монотонной жизни, в семейно-дачных передрягах, в холодных глазах свекрови. Раскрепостившись, она вдруг рассказала анекдот «из французской жизни». Рита на нее удивленно взглянула и хохотнула для поддержки. Вадим заметил, что сегодня, кажется, можно справлять десятилетний юбилей этого анекдота. «Но я верю, Ниночка, вы нам расскажете его еще раз, и мы будем опять и опять над ним смеяться». Нина Гавриловна хотела обидеться но передумала: присутствие Вадима было важнее амбиций.
Вечером пошли в кино. Сидели втроем, на последнем ряду. Вадим невзначай касался то одной, то другой женщины. То, шутливо
После фильма Нина Гавриловна тоном заговорщика сообщила, что у нее кое-что есть и можно его попробовать. Втроем поднялись в комнату женщин, расселись на скрипучих ивовых креслицах за маленьким столиком. Нина Гавриловна, как хозяйка, захлопотала. Вымыла вишню, разрезала пахучий свежий огурец, на каждую дольку положила кусочек плавленого сыру. Веточка укропа венчала композицию. А потом появился сюрприз — греческий коньяк «Метакса». Нина Гавриловна чуть было не сообщила, что его привез Коленька из командировки, но вовремя проглотила фразу — зачем об этом?
— …Навязывать свое мнение кому-либо бессмысленно, — говорил Вадим, одобрительно поглядывая на столик. — Вы хотите убедить меня, что наше время вскормило нежных лентяев и трусов? Очевидно, Рита, у вас есть основания сердиться на людей. Но зачем такие обобщения?
— Затем, что героев нет. Есть обыватели. Толпа, удовлетворяющая свои растущие потребности. — Рита звонко хрустнула огурцом.
— От потребностей человек живет, — улыбнулся Вадим.
— Товарищи, — прервала их Нина Гавриловна. — Давайте говорить о веселом. Ей-богу, посмотрели комедию, а спорите как на диспуте.
— Логично! — отметил Вадим и легко свернул блестящую пробку.
Вадим просидел у них не больше двух часов. Нина Гавриловна вышла проводить его до угла. Рита услышала с улицы ее неестественно-веселый смех: балконная дверь никогда не запиралась. Рита уже легла, когда Нина Гавриловна вошла, расточая смешанный запах дезодоранта и огуречного мыла.
— Коля очень добрый, — говорила она, раздеваясь. — Но он забывает обо мне постоянно. Я для него неодушевленный предмет вроде мебели. Живем шесть лет и ни разу не были вместе на море. — В голосе Нины Гавриловны звучало раздражение. Она тяжело села на кровать и внезапно добавила: — У него есть женщина. Он с нею ездит на море.
Рита повернулась к соседке:
— Вы об этом знаете?
— Догадываюсь.
— И ничего не предпринимаете?
— Что же я могу? У нас Петенька, сын. Я из-за них институт забросила. Что я теперь могу одна?
— Жить с обманщиком противно.
— С негром лучше, что ли? — кольнула соседка. И испуганно сжалась.
— Не знаю. Не пробовала. Я тогда пошутила. У меня нет мужа.
— Серьезно? — обрадовалась Нина Гавриловна. — А я-то поверила, пожалела вас.
— Пожалеть меня есть за что.
На белых простынях тело Риты выглядело почти черным.
— У нас, баб, тяжелая участь, — вздохнула Нина Гавриловна.
— Я не баба.
«А кто же ты есть? — подумала про себя соседка. — Девушка, что ли? Так я и поверила».
Дня через два к пирсу подошел морской катер. «Желающие совершить прогулку в Бухту Радости» шумно заполнили палубу. Нина Гавриловна не выносила морской качки и, с досадой скрывая обиду за нежной улыбкой, помахала соломенной шляпой Рите и Вадиму, стоящим на корме.