Школа безумия

Бишоп Эйвери

8

Траурный зал Грейсона представлял собой большую комнату с обоями темных успокаивающих тонов. Цветочные композиции, главным образом на небольших столиках, добавляли необходимую яркую нотку.

В зале стояли складные стулья, где-то четыре десятка, и большинство уже были заняты.

Впереди к гробу выстроилась короткая очередь. С того места, где мы стояли, мне была видна голова Оливии: закрытые глаза, умиротворенное лицо.

Родители Оливии встречали приехавших. Как и сестра, чье имя внезапно вылетело у меня из головы. Она была

на два года младше нас, и я мало общалась с ней, разве что иногда видела ее в их доме. Отец Оливии работал в банке, кажется, занимался ссудами, мать была бухгалтером. Или, по крайней мере, так было, когда мы учились в средней школе.

Кортни взяла инициативу на себя. Взяв в одну руку программку, она наклонилась, чтобы быстро обнять миссис Кэмпбелл. Та сначала растерялась, не понимая, кто эта молодая женщина, но затем, судя по ее лицу, все же узнала Кортни.

Она выдавила грустную улыбку.

– Кортни Салливан, верно?

Кортни с серьезным лицом кивнула и взмахом руки указала на меня.

– Мы приехали вместе. Я была потрясена, услышав о случившемся. Примите наши глубочайшие соболезнования.

Взгляд миссис Кэмпбелл упал на меня.

– Привет, Эмили.

Она сказала это тихо, почти равнодушно, и я почувствовала, как глубоко внутри меня что-то увяло.

Я поспешила изобразить печальную улыбку:

– Здравствуйте, миссис Кэмпбелл.

Она протянула руку, давая понять, что вторые объятия ей ни к чему. Ее рука была худой, кожа похожа на бумагу.

– Мы ценим твое участие, – сказала мисс Кэмпбелл. – Когда твоя мать сказала мне, что ты можешь приехать, я не знала, чего ожидать.

А я не знала, как на это ответить, поэтому просто кивнула, пожала руку мистеру Кэмпбеллу и встала в очередь к сестре Оливии, Карен.

– Ты помнишь Эмили Беннет? – спросила у нее Кортни. – Эмили, ты помнишь Карен?

У Карен было то же круглое лицо, что и у Оливии. Она была в черном облегающем платье, длинные каштановые волосы ниспадали на плечи. В левой руке она сжимала скомканный носовой платок и, шмыгнув носом, улыбнулась нам.

– Спасибо вам обеим, что приехали. Я не уверена, что кто-то еще из школы это сделал.

Беглый взгляд показал, что большинство присутствовавших в траурном зале были старше нас – возраста родителей покойной – и в строгих деловых костюмах. Большинство, как я поняла, были сослуживцами Оливии или людьми, которые работали с мистером и миссис Кэмпбелл.

Карен указала на первый ряд, на мужчину и мальчика в серых костюмах. Это были ее муж Джерри и их сын Даллас. Джерри, в очках в роговой оправе, держал Далласа на коленях, поставив перед ним сотовый телефон, чтобы как-то отвлечь.

Карен вытерла глаза.

– Думаю, Оливия была бы очень признательна, что вы двое приехали. Для нее это значило бы все на свете.

Кортни взяла Карен за руку, ободряюще пожала ее и подошла к гробу.

Я последовала за ней, чувствуя, как у меня скрутило живот. Не то чтобы я боялась покойников. Просто Оливия была моей подругой… ну, или бывшей подругой. Мы сплетничали о мальчиках. Делились секретами. Красили друг дружке ногти.

А теперь она мертва.

По

крайней мере, в гробу Оливия выглядела умиротворенной. Хотя бы это. Я вспомнила, что говорилось в посте ее матери в «Фейсбуке» о том, как сильно она страдала. Каким образом и по какой причине Оливия покончила с собой, оставалось загадкой, но она выглядела так, словно сейчас отдыхала, и это казалось самым большим, о чем только можно мечтать.

* * *

Секреты.

Одна из самых ценных валют для девочки в средней школе.

Нечто такое, что способно укрепить или разрушить дружбу. Нечто такое, чем мы все были одержимы. Мы обожали сплетничать, однако собственные секреты старались держать при себе. Что было особенно странно, когда Маккензи потребовала, чтобы мы дали клятву на крови, пообещав, что никогда никому не расскажем о том, что сделали с Грейс Фармер.

Для гарпий секреты были источником жизненной силы. Они нас питали. Делали нас сильными.

Помню, как однажды в восьмом классе – в начале учебного года, за несколько месяцев до того, как появилась Грейс, когда мне казалось, что меня вот-вот лишат статуса, – я застала Оливию в туалете рядом со спортзалом. Она заперлась в одной из кабинок и плакала так тихо, что ее плач напоминал кошачье мяуканье.

Я постучала в дверь кабинки.

– С тобой все в порядке?

Тихие рыдания прекратились, но ответила она не сразу:

– Да, все в порядке.

– Оливия.

Еще секунда молчания, затем щелкнул замок и дверь открылась. Оливия стояла передо мной и вытирала глаза.

– Эмили?

– Что случилось?

– Ничего.

– Скажи мне.

– Я же сказала, ничего.

Я скрестила на груди руки, пытаясь одарить ее взглядом, которым в совершенстве владела Элиза, когда она хотела, чтобы кто-то прекратил маяться ерундой. Элиза научилась этому взгляду у отца, который имел дело в суде с преступниками и адвокатами, пытавшимися втюхать ему всякий вздор.

Оливия снова вытерла глаза и громко шмыгнула носом.

– Просто оставь меня в покое, хорошо?

В иной ситуации я бы ее послушала, кивнула головой, извинилась, выскочила из туалета и вела бы себя так, как будто всего этого никогда не было. Но Оливию что-то явно беспокоило, и я сочла своим долгом вмешаться, как обычно это делали Элиза или Маккензи.

Сначала я подумала, что, возможно, это связано с едой – я видела накануне, как Оливия таскает из рюкзака печенье, – но страдание на ее лице было другим, поэтому я задала первый вопрос, который пришел в голову:

– Тебя кто-то обидел?

– Нет! Никто меня не обижал, – поспешно ответила она и сделала большие глаза.

– Тогда в чем дело?

Должно быть, Оливия поняла, что я не собираюсь уступать, или же ей действительно хотелось кому-нибудь рассказать, потому что она вздохнула.

– Просто… – начала она, сдерживая слезы. Ее взгляд метался по туалету, лишь бы не смотреть на меня. – Мои родители…

– Что твои родители?

– Я подслушала их вчера вечером. Они ругались. Они… – ее голос сорвался, и она снова расплакалась. – Думаю, они разведутся.