Школа для толстушек
Шрифт:
– Так я не умею, – признался Лева.
– У нас на зоне был один чувак, хлипкий, но никто с ним не связывался. Знаешь, как он себя заводил? Вдруг заорет: «Я бешеный! Я зверь! Убью!» – и бросался кулаками молотить. И машет руками, пока его не вырубят. Но вообще-то смирный был, вроде тебя, кошек подкармливал.
– Вы хотите сказать, – уточнил Лева, – что мне нужно подраться с Женей для самоутверждения?
– Точно.
– Но какой повод?
– Ты уже столько поводов пропустил, что можешь ему врезать, как только увидишь.
– Мама говорит, –
– Да без этого хвоста шагу не ступить – задавят, заплюют и похоронят. В хвосте – самое главное мужское жало и сила. Мама ему говорит! – презрительно скривился Костик. – Вот ты за мамину юбку держался и где оказался? И папа твой, наверное, по консилиумам-ковульсиумам практикуется. Ученые! Оглянись вокруг! – неожиданно велел Костик. – Запомни картину. Запомнил? Теперь лезь на стол с ногами!
– Зачем? – удивился Лева.
– Лезь, малявка, я сказал!
Костик не сам это придумал. Видел в одном фильме. Картина была скучной, одна болтовня, про учителя и его учеников. Но одна сцена Костику запомнилась. Там учитель предлагает мальчишкам забраться на парты и увидеть, как меняется с высоты окружающий мир.
Потолок в подземелье был низким, и Лева, забравшись на стол, почти упирался в него головой.
– Сравнивай изображение! – велел педагог Костик. – Усекаешь? Все дело – как смотреть. Сидел я перед тобой – одним щелчком мог прибить. А сейчас ты мне промеж глаз пяткой заедешь – я с копыт слечу. Есть разница?
Лева вертел головой и восхищенно улыбался, словно под ним не знакомая обстановка – стол со стульями вокруг, стены с дверями, – а простиралось с высоты птичьего полета огромное пространство лесов, рек, крошечных домиков и игрушечных автомобилей, едущих по ниткам дорог.
Глядя на его радостную физиономию, Костик тоже улыбнулся. Подбородок несколько раз дернулся, губы поджались в линию и криво растянулись – он вспомнил дочь. Тысячу лет не вспоминал, забыл, как выглядела, из головы выбросил. Катюшка была единственным человеком на земле, вызывавшим в его душе непривычные трепет и сознание того, что любит он ее как продолжение себя.
Буря в стакане воды
Женская душа – океан терпения и добра. Три души – уже почти Мировой океан. Но как известно, буря мглою небо кроет, и спокойная водная гладь превращается в бешеное бурление волн. Шторм зреет в нижних слоях атмосферы, и, когда разыграется, способов утихомирить его не существует.
Коллективное мужское помешательство затянулось. У Ксюши, Ирины и Поли назревал протест оскорбленной невинности – вроде шторма средней силы.
Они приехали домой раньше мужчин. Сидели за столом, приготовленным к ужину, и плакались на судьбу, подкинувшую им на удивление одинаковые проблемы. Точно в небесной канцелярии раздавали сюжеты по коллективному принципу, и Санлюбу досталась не комедия, трагедия ошибок.
– Завтра суббота, – вздохнула Полина, – мужики уже неделю на бойкоте. А если они
– Фигу! – заявила Ксюша. – Ни капли не дадим! Просто сволочи! Мы перед ними стелемся, а они нос воротят.
– В конце концов, существует презумпция невиновности, – поддакнула Ира. – Почему мы должны доказывать свою непорочность? Это унизительно.
– У меня и в мыслях никогда не было! – в сердцах воскликнула Поля. – А Вася меня шлюхой обозвал!
– И Марк меня, – призналась Ира.
– Аналогично, – подтвердила Ксюша.
– Группа падших женщин, – усмехнулась Ира.
– Публичный дом на выезде, – скривилась Ксюша.
– Какие же мы падшие или шлюхи? – всплеснула руками Поля. – Мы очень честные и порядочные. Сколько это будет продолжаться?
– Целый день мотаешься высунув язык, – зло буркнула Ксюша, – а домой придешь, тебе только в морду не плюют.
– Есть пределы терпения, – рассуждала Ира, – за которые опасно переходить. Поскольку начинается разрушение личности, той важной ее составляющей, которая зовется самоуважением.
Никем не замеченный, в столовую вошел Лева и подсел в сторонке. Несколько часов назад он расстался с Костиком, к которому проникся большим уважением и даже восхищением. Мысли о самоубийстве улетучились. Лева чувствовал, что вступил в новую фазу бытия. Он мысленно готовился к подвигу, то есть к драке, и переживал спортивный азарт, смешанный со страхом, как перед соревнованиями. Сам Лева ни в каких соревнованиях не участвовал, но признавал теперь полезность спорта.
Он не понял, в чем состоят проблемы, обсуждаемые за столом, но слова мамы о разрушении самоуважения были ему близки. Лева тихо кашлянул, привлекая внимание.
– Что ты здесь делаешь? – обернулась к нему мама. – Или поиграй.
– Левочка, ужинать будем, когда мужчины приедут, – сказала Тюполь.
– У меня к вам просьба. – Лева встал и подошел ближе. – Залезьте, пожалуйста, с ногами на стол. Вам сразу станет легче.
– Куда-куда? – поразилась Ирина.
– На ребенка уже перекинулось? – вытаращила глаза Ксюша.
– Мальчик, что ты сегодня кушал? – спросила Поля. Лева немного обиделся. Он желает помочь, а на него смотрят с ужасом. Хотел сказать «Для вас стараюсь», но стал вдруг упрекать:
– Вы на меня в последнее время совершенно внимания не обращаете. Ты, мама, спрашиваешь, как день провел, а ответа не слушаешь. Тюполь, я просил тебя вареники с картошкой, а ты какие сделала? С капустой! Тексю, я тебе нанялся за собаками смотреть? А когда я в последний раз рубанок держал? Олег водить не учит, а папа на все вопросы говорит – в словаре посмотри. Зачем вы меня завели, спрашивается, если даже в пустяковой просьбе отказываете? Трудно вам на стол встать?
Обвинения ребенка отдавали горькой справедливостью. Первой на них отреагировала Поля. Она сдвинула тарелки и приборы в сторону, вскарабкалась на стул, а потом на стол. Следом со словами «Чем бы дитя ни тешилось» полезла Ксюша. Обескураженная и терзаемая раскаянием Ира последовала их примеру.