Школа Добра и Зла. Рассвет
Шрифт:
На уроке выживания в сказках, где всегдашники и никогдашники вместе ходили в лес, чтобы изучить местную флору и фауну, он перепутал осиное гнездо с гнездом фей, и всю его группу пережалили.
А еще он начал бояться слова «могриф». Оказалось, что учеников, получающих худшие оценки в классе, не просто исключают из школы. Их еще и превращают в животных или даже… растения. На всю жизнь.
– Так вот что такое могриф, – удивился Аладдин.
– А ты думал, откуда у принцесс их звери-помощники,
– Зачем вообще учиться в школе, где тебя могут превратить в лемура или в сосну?
– Или в слизня, или в траву-вонючку – если учишься особенно плохо, – добавил Руфиус. – Такой уж в этой школе риск: либо ты добиваешься славы, либо вечно живешь в позоре. И лучше бы тебе получить хорошую оценку в испытании золотых рыбок. Оно только для всегдашников. И оценка за него очень важна.
К счастью, испытание золотых рыбок казалось довольно простым.
Оно проходило на берегу пруда за школой, вел его учитель по общению с животными, золотистый, мускулистый кентавр с темно-рыжими волосами по имени Максим. Кентавр объяснил, что все ученики по очереди должны опустить в пруд палец и представить себе самое заветное свое желание – и тогда тысячи крохотных золотых рыбок, белых как снег, всплывут на поверхность и изобразят его собою. Если ученику удастся загадать желание с добрым намерением, то он пройдет испытание.
– Интересно, что покажет твое желание, – сказала Кима, стоявшая возле Аладдина. – Новые поддельные лампы?
– Наверное, – вздохнул Аладдин.
Кима хмуро глянула на него.
– Это не шутка. Если ты провалишь и это испытание, у тебя будет третий подряд незачет. Тебя тогда точно сделают могрифом.
– Посмотри на Максима, – возразил Аладдин, указывая кивком на статного, могучего кентавра, освещенного солнцем. – Он могриф, и с ним все в порядке.
Кима закатила глаза.
– Он не могриф. Максим – урожденный кентавр, и, скорее всего, был лучшим учеником в классе, раз уж сейчас преподает. А вот муха, которая летает возле его крупа, – как раз могриф.
Горло Аладдина сжалось.
Первым пошел Руфиус. Он сунул кончик указательного пальца в пруд, и рыбки тут же закружились в воде, изобразив мальчика возле лавки под названием «Пекарня Руфиуса», в витринах которой красовались багеты, булочки и шоколадки.
– И это все добро, на которое способна твоя душа? – резко спросил Максим у Руфиуса, нахмурив бровь. – Пожелал собственную пекарню?
– Я буду в ней каждое утро раздавать бесплатные круассаны бедным детям, живущим в деревне, – начал оправдываться Руфиус.
– Не вижу никаких детей, – возразил Максим.
– Они спят, – сказал Руфиус.
– Незачет, – ответил Максим. – Следующий.
Аладдин напрягся еще сильнее. Если уж добрый, услужливый Руфиус, который сварил для Гефеста шоколадки, не сумел сдать зачет, как он тогда его сдаст?
Когда настала
– Чистая доброта, – похвалил ее Максим.
Ну конечно, подумал Аладдин. Не только красивая и умная, но еще и добродетельная.
Следующим пошел Гефест. Он пожелал, чтобы в школу вместо него пошел его брат-близнец.
– Он заслуживал этого больше, чем я, – признался Гефест.
Кима взглянула на него влюбленными глазами.
– Если честно, я думал, что его желанием будет очередной дурацкий подарок, – пошутил Аладдин. Принцесса свирепо повернулась к нему.
– Золотые рыбки находят самые сокровенные желания, спрятанные в глубине души. А не фальшивые, подброшенные второсортной порчей.
Аладдин вздрогнул.
– Почему ты тогда на меня не донесла? – спросил он.
– Потому что ты вполне способен и сам выкопать себе могилу, – ответила Кима.
– Аладдин, ты следующий, – вызвал Максим.
Мальчик сглотнул.
Он медленно подошел к воде. Рыбки поблескивали под поверхностью пруда, словно алмазы, которые предстоит добыть. Аладдин почувствовал, как взгляды всех всегдашников устремились на него. Им не терпелось увидеть, как он провалится.
«Пожелай что-нибудь доброе, – уговаривал он себя. – Что-нибудь, что могла бы пожелать Кима. Или Гефест. Или кто угодно, но не я…»
Он сунул палец в воду.
Рыбки тут же пришли в движение и изобразили рубиновый трон, водруженный на гору золота – султанский трон Шазабы. Аладдин сидел в короне, завернутый в шелковую мантию, на всех пальцах были кольца с драгоценными камнями, а у его ног пали ниц тысячи подданных. И мало этого: он что-то сжимал в руках… волшебную лампу… настоящую волшебную лампу…
Максим нахмурился.
Кима сложила руки на груди.
Аладдин съежился и зашептал: «Нет, нет, нет, нет…»
А потом рыбки вдруг превратились в бесформенную массу. Их чешуя снова стала белой, а потом они пришли в движение, изобразив совершенно новую сцену…
Аладдин, облысевший и морщинистый старик, прибирается в уютном доме, потому что ждет в гости старого друга. И на пороге – седовласый, слегка сгорбленный, очень похожий на…
Гефеста.
Аладдин поспешно отдернул руку. Развернувшись, он увидел, что на него таращится весь класс, включая и самого Гефеста – у того глаза были на мокром месте.
– Истинная душа всегдашника, – задумчиво проговорил Максим, глядя на рыбок, которые все еще изображали встречу старых друзей. – Как говорится, старый друг лучше новых двух.
Аладдин замахал руками.
– Подождите минутку. Это желание какое-то бессмысленное… оно не может быть…
А потом он увидел Киму.
Та больше не смотрела на него с ненавистью или презрением.
Она впервые посмотрела на него так, словно он настоящий человек. Заново оценивала его – внутри и снаружи.