Школа Добра и Зла. Рассвет

Чайнани Соман

Лампа. Идиотская поддельная лампа.

Она не заставила Киму влюбиться в него.

Но она заставила увлечься им Гефеста.

Какая нелепость!

Есть такая тишина, когда нет вообще никаких звуков, подобная черной пустоте на дне океана. Никто в столовой не двинулся. Даже заколдованные сковородки перестали подбрасывать тесто для блинчиков и разбивать яйца.

Аладдин уставился на Гефеста, пытаясь хоть что-то ответить, но из горла вырвался лишь хрип, словно ему в рот насыпали шариков от моли. Он поднес

руку к лампе, лежащей в кармане пиджака, словно лампа была его сердцем – сердцем, которое его подвело.

Принцесса Кима тоже выглядела так, словно ей отвесили пощечину. Ее будущий принц обратил весь свой интерес на мальчишку, которого она презирала. Но потом она внимательнее пригляделась к Гефесту, увидела его пустой взгляд, увидела, как покорно он сгорбился. Она снова повернулась к Аладдину… к его руке, которую он держал на лампе, поблескивавшей в кармане… поддельной лампе, которую конфисковали… поддельной лампе, которая, как он настаивал, умеет исполнять желания… и принцесса Кима вдруг поняла, что же происходит. Здесь, в магической школе, случилась магия с последствиями. Плохая магия.

Она хмуро посмотрела на Аладдина.

– Ну? Гефест приглашает тебя на Снежный бал. Ты ответишь ему что-нибудь?

Аладдин фыркнул, ожидая, что Кима тоже засмеется над собственной шуткой. Но она не смеялась. Да и никто больше не смеялся.

– Подожди, ты что, серьезно хочешь, чтобы я пошел с… – Аладдин не смог договорить.

– Гефестом? – ледяным тоном закончила Кима. Она повернулась к своему бывшему воздыхателю. – Гефест, пожалуйста, объясни Аладдину, почему он должен пойти с тобой на Снежный бал.

Гефест опустился на одно колено.

– Потому что настоящий друг – солнце, которое освещает своими лучами те частички моего сердца, о которых я и знать не знал. Он первый клочок земли, который я увидел после того, как долго дрейфовал в море. Настоящий друг – единственный путь через темный-темный лес. А когда чувства истинны, о них нужно говорить вслух. Потому что это и есть доброта. С почтением относиться к желаниям сердца. Без страха раскрывать душу.

Аладдин закатил глаза и уже собирался раз и навсегда послать этого олуха куда подальше…

Но затем услышал вокруг себя совершенно неожиданные звуки.

Всхлипы.

Вздохи.

Всегдашники прикладывали руки к сердцу, смахивали слезы, с трудом сдерживали эмоции – настолько их тронули слова Гефеста. Даже Кима была поражена.

– Ну не-е-е-ет, – протянул Аладдин, отворачиваясь от Гефеста. – Я ни за что не пойду на Снежный бал с тобой. Только через мой труп.

– Тогда я не буду есть, пока ты не скажешь «да», – с вызовом ответил Гефест. Он сел на пол и привязался галстуком к ножке кресла. – Пищей мне станут мои чувства и эмоции.

Аладдин отмахнулся.

– Ну и замечательно. Питайся своими эмоциями. Лучше уж твой труп, чем мой.

В зале снова повисла тишина, словно оттуда выкачали воздух.

Кима чуть не разрубила Аладдина взглядом пополам.

–

Это Школа Добра, не забыл? Всегдашники верят в искренние чувства. Насмехаться над ней – это удел никогдашников. И учитывая, что ты уже успел испортить церемонию Приветствия, соврал, что у тебя есть волшебная лампа, заколдовал Гефеста, а потом унизил… вполне разумным будет предположить, что и в школу ты попал посредством мошенничества и воровства. И ты не достоин здесь учиться.

Напряжение нарастало. Все в столовой совсем иначе взглянули на Аладдина.

Даже амурчики на стенах, похоже, буравили его укоризненными взглядами.

Аладдин покраснел.

В родном городе – недостойный.

Здесь – недостойный.

А настоящая принцесса, единственный шанс для него завоевать любовь и уважение, смотрит на него как на пустое место.

Он не знал, что делать… его охватила паника… и прежде, чем он успел понять, что произошло, он повернулся к Гефесту и от безысходности пролепетал:

– М-м-мы пойдем на бал в одинаковых костюмах?

Глава 9

Рафал расхохотался, наблюдая за Сторианом, в красках расписывающим сцену в столовой.

– «Мы пойдем на бал в одинаковых костюмах?» – прочитал он, почти согнувшись пополам. – Твой драгоценный маленький всегдашник, влюбленный в девочку, теперь пойдет на бал с мальчиком, в которого влюблена она. А до Снежного бала еще несколько месяцев – представь, как они все настрадаются. Готов поспорить, Сториан такого не предвидел.

– Сториан впервые рассказывает историю о нас. Перо, которое должно писать сказки о наших учениках. Тебя это что, совсем не беспокоит? – укоризненно спросил Райен, скрестив руки на груди и облокотившись о книжный шкаф. – А, я забыл. Ты слишком занят попытками испортить бал!

– Благодаря моему вмешательству этот рассказ теперь не о нас, – возразил Рафал. – Перо сказало, что Аладдин изменит между нами все. Вот, смотри – ничего не изменилось, и перо о нас больше даже не пикнуло. Вместо этого я сделал все возможное, чтобы эта история была о мальчике, которого ты хотел сделать добрым, но который доказал, что на самом деле злой.

– Но с чего Сториан вообще начал писать о нас? – не унимался Райен. – И даже не начинай. Ничего ты не доказал. Ты обманом заставил мальчишку поверить, что его лампа настоящая, заманил его в свою часть замка и практически вручил ему ее обратно…

– Только полный идиот мог подумать, что лампа настоящая, – рявкнул Рафал. – Она пропитана плохой магией, какой-то самодельной порчей, которая наказывает загадавшего желание. И, учитывая, что твой всегдашничек – вор, я уверен, что в Шазабе была куча народу, которых он обокрал и которые с большим удовольствием наложили бы на него проклятие.