Школа двойников (1 и 2 части)
Шрифт:
Разыскать парламентария Зотова оказалось очень и очень непросто, хоть Саша разжился его думским телефоном. В своем кабинете Яков Сергеевич, видимо, бывал крайне редко. Саша названивал ему все время, пока снимал встречу в верхах и подписание договора о Союзе между Белоруссией и Россией.
Съемочные дни были суетливыми и бестолковыми. Так всегда бывает во время официозных съемок. Толпы журналистов носились по Москве, отлавливая то Лукашенко, то еще кого-нибудь, не менее влиятельного. Саша, как и все остальные репортеры, измотанный постоянным тоскливым ожиданием пресс-конференций
С Игорем Ивановичем Поливановым не повезло сразу и окончательно. Секретарь депутата Думы от Новгорода и по совместительству обладательница приятного голоса предельно корректно, не придерешься, разъяснила корреспонденту "Петербургских новостей", что ее многоуважаемый босс уехал повидаться с избирателями и вернется через недельку, не раньше. Саша засомневался - в новой Думе кипел очередной парламентский скандал, разгорелись страсти, как это господин Поливанов покинул коллег-законодателей в такой острый момент? Вышколенная девица поблагодарила представителя прессы за интерес, проявленный к господину Поливанову, а заодно посоветовала больше думать о качестве телевизионного вещания и меньше - о проблемах парламентского регламента.
Дозвониться до Якова Сергеевича Зотова Саша не мог в течение двух суток. Он звонил упорно и настойчиво, в разное время, и в шесть утра, и в одиннадцать вечера. Ответом ему были долгие заунывные гудки. Последний раз он позвонил наудачу из холла гостиницы - в номерах, отведенных Российским телевидением петербургским гостям, телефонов не было. Позвонил в три часа ночи, машинально, почти по привычке. Ответил депутат Зотов лично. Беседа получилась сюрреалистическая.
Сначала Саша от неожиданности молчал в течение долгой минуты, потом задал умнейший в данных обстоятельствах вопрос:
– Это вы, Яков Сергеевич?
Думец Зотов тоже блеснул интеллектом:
– А кого вам надо?
– Это Александр Маневич, корреспондент...
– Ах, Маневич, как же, как же, помню такого...
– Тон депутата Саше не понравился, сарказм не шел важному и велеречивому думцу-политологу.
– Я у вас интервью брал...
– Саша опять не успел закончить фразу.
– Я за свою жизнь раздал сотни интервью...
– Мне бы хотелось с вами встретиться, чтобы...
– Я не уверен, что располагаю временем для бесед с журналистами, опять перебил его Зотов.
– Я имел в виду нашу последнюю встречу, хотелось бы кое-что уточнить...
– Что уточнить, что?!
– вдруг взвизгнул Яков Сергеевич.
Саша от неожиданности чуть не уронил трубку. Впрочем, собеседник его немедленно взял себя в руки и на три тона ниже спросил:
– Вы откуда звоните?
– Из гостиницы Российского телевидения.
– Наше интервью в эфире было?
– Пока нет.
– Саша приготовился оправдываться: политические деятели полагают, что их откровения должны запускаться в народ немедленно.
– Надо кое-что уточнить, я бы подъехал с оператором и...
– Я же сказал, времени для интервью у меня нет...
–
– Тогда не выдавайте...
– охотно согласился Зотов.
Саша даже растерялся, столкнувшись с дивом дивным, чудом чудным в виде политика, вдруг разлюбившего шорох газетных страниц, заполненных его статьями, и шуршание пленок с записями его интервью.
– Как же так, ведь вы...
– Вот что, молодой человек, подъезжайте завтра к шести вечера на Гоголевский бульвар.
– А как туда добраться?
Саша, подобно большинству петербуржцев, вернее, петербургских журналистов, конечно, знал Москву, но в общих чертах: там Кремль, здесь Белый дом, тут Дума, а чуть дальше Останкино.
– Ах да, вы же приезжий, - сердито буркнул депутат Думы от Петербурга, - тогда на Тверском. Знаете, где Пушкин?
Где Пушкин, Саша знал, и даже знал, как туда добраться от Третьей улицы Ямского поля, на которой стоит Российское телевидение и прикрепленная к нему телевизионная гостиница.
– Хорошо, в шесть, - безропотно согласился он и, изрядно озадаченный, повесил трубку.
Депутат Зотов переродился, стал другим от кончиков ногтей до глубин подсознания. Излечился от мании величия и синдрома приобретенной чрезмерной болтливости. Почему? Ответ на этот вопрос Саша надеялся получить при встрече.
В условленное время Саша Маневич стоял у грустного Пушкина и оглядывался по сторонам. Он приехал на пятнадцать минут раньше срока. Он ждал уже полчаса. Вокруг памятника было много людей - парни искали глазами подруг, назначивших здесь свидание, средних лет одинокие дамочки парами проходили в сторону кинотеатра, мимо по Тверской шлялись девы с профессиональными лицами, вышагивали степенные командированные, бузила молодежь. Депутата Зотова не было. Тоже странно. Раньше журналисты ценили его еще и за пунктуальность.
– Добрый вечер.
– От этого тихого приветствия Саша вздрогнул, будто от выстрела базуки.
Он обернулся и вздрогнул еще раз. Депутат и впрямь изменился почти до неузнаваемости. То есть все было прежним - и окладистая борода тороватого купчины, и кепка-лужковка, и стрижка "а ля рюсс", почти под горшок, и клетчатое пальто. Но... борода уже не лоснилась, волосы торчали перьями, пальто висело мешком, глаза, раньше уверенно смотревшие в будущее, теперь были скрыты близоруким прищуром. Нынешний Яков Сергеевич Зотов походил на безработного мэнээса, а не на преуспевающего демагога.
– Здравствуйте, Яков Сергеевич. Я и не заметил, как вы подошли. Прямо как агент какой подкрались.
– Не понимаю, не понимаю ваши шутки, - поморщился депутат.
Вот и чувство юмора куда-то пропало, и рефлексы не политические, а заячьи.... Просто другой человек. Но Саша не сомневался: перед ним именно Яков Сергеевич, он столько раз видел его и в жизни, и на экране, что сомнений просто быть не могло. Только вылинявший, потрепанный в политических или житейских боях. Скрутило его за эту неделю изрядно. Во время последнего интервью он еще ходил гоголем. А теперь блеет, словно барашек.