Школа двойников
Шрифт:
– Вас Геной зовут? – жестко поинтересовался он. И не дал оперу ответить: – Так вот, Гена, у меня нет юридического образования, но даже я знаю, что нарушение неприкосновенности жилища карается законом. Так же, как хулиганство. Значит, с вашей точки зрения, ворваться в чужой дом и похозяйничать там – это не хулиганство? Тут минимум две статьи.
– Две, – охотно согласился долговязый милиционер. – Можно еще порчу имущества повесить, тогда три будет. Только толку-то! Когда кража, можно по вещам доказать, а так… Да нет, я напишу протокол. И вы заявление пишите, заодно укажите, как все было…
Лизавета усмехнулась типично милицейскому
Лизавета усмехнулась, взяла протянутый опером листок и, отодвинув клавиатуру компьютера, села писать заявление, предварительно узнав, на чье имя она должна написать эту бумагу.
Васильев ушел в другую комнату – заканчивать протокол осмотра места происшествия. Время от времени он появлялся и отвлекал Лизавету дополнительными вопросами. К примеру, спросил, не пропали ли какие-нибудь документы, дискеты или видеокассеты.
– Насчет документов не знаю… Это надо подробно разбираться. Дискет у меня дома было две – вроде обе на месте. Нужные материалы хранятся на жестком диске, я их не дублирую, ленюсь. Хотя специалисты твердят, что надо бы. А видеокассеты…
Лизавета отложила заявление и подошла к окну – именно на подоконник взломщики решили сложить снятые со стеллажа кассеты.
– Здесь у меня, в основном, бытовые кассеты, фильмы, мои личные записи, их много, я точно не знаю, все ли на месте. А бетакамовских кассет тоже было две штуки, обе чистые, подарок на день рождения, и я до сих пор не перетащила их на студию. – Лизавета взяла в руки две черные пластмассовые коробки с надписью «SONY» на боку. – Вот они, обе здесь.
– А личные записи не пропали?
– Нет, да и кому интересно, как я праздную дни рождения и провожу отпуск, или как мой кот ползает по шкафам?
– Всякое бывает, – бросил в ответ оперативник и опять удалился в соседнюю комнату.
Лизавета, видимо, более привычная к писанине (почему все милиционеры обязательно сетуют на обилие бумажной работы?), справилась со своей задачей быстрее, чем Васильев. Зажав исписанный листок двумя пальчиками, она осторожно подошла к склонившемуся над протоколом оперу. Тот старательно выводил: «Осмотром обнаружено, что замки на входных дверях отжаты при помощи какого-то предмета, возможно, лома или фомки, что все шкафы в комнатах, на кухне и в прихожей пусты, дверцы распахнуты, вещи, книги, продукты, посуда вывалены на пол в полном беспорядке. Со слов хозяйки известно, что ценности, находившиеся в квартире, не исчезли». Почерк у оперуполномоченного был круглый, почти детский. Писал он медленно, Лизавете показалось, что Васильев сейчас от усердия высунет язык.
– Почему вы ничего не написали насчет понятых и экспертов? – Лизавета сразу заметила, что правая часть протокола осталась почти не заполненной. Только ее адрес и правдивая информация о том, что осмотр проводится при искусственном освещении.
– А зачем они? – простодушно удивился оперуполномоченный. – Какие споры-то? Это ж не обыск и не убийство. При таких расследованиях…
Лизавета
Впрочем, сам он не слишком верил в собственные силы.
– Честно говоря, шансы не очень хорошие, точнее, их почти совсем нет, такие дела раскрываются редко…
– Особенно если ничего не делать, – немедленно отреагировал Саша Байков. Он опять стоял за Лизаветиной спиной, словно атлант, готовый подставить плечо в трудной ситуации.
– Почему ничего? – обиделся оперативник. – Мы делаем все возможное, просто такие дела плохо раскрываются, улик-то никаких… Сами посудите, они же автограф не оставили. Ни гильз, ни пуль, ни…
– Обрывков билетов на самолет со своей фамилией и номером паспорта, – очнулась Лизавета и продолжила казенным голосом: – Так же плохо раскрываются заказные убийства, рэкет, вымогательство, организация банды, взятка и подкуп должностного лица…
– Ну почему, – промямлил опер. Так юнцы тянут совершенно бессмысленное «почему», когда девушка, которую они подхватили на танцах и проводили домой, вдруг, против их ожиданий, говорит: «Спасибо, дорогой, до свидания».
– Потому что все эти преступления, как правило, повисают нераскрытыми… В Москве их называют «висяки», в Петербурге «глухари», и милиция их очень не любит, поскольку они портят отчетность и репутацию. Особенно портят отчетность и репутацию громкие нераскрытые дела – их и не раскроешь, и не прикроешь. – Лизавета решительно и без церемоний демонстрировала свои познания в том, что касается изнанки милицейской жизни.
Звонок в дверь помешал завершить лекцию.
– Может, это злоумышленники вернулись? – сказала Лизавета и отправилась открывать. Саша, естественно, последовал за ней.
Появились не злоумышленники, а очередной сотрудник милиции. Настолько типичный, что он мог бы и не предъявлять краснокожее удостоверение. Короткая стрижка с прямой, прикрывающей лоб челкой – в девятнадцатом веке ее называли «а ля Нерон», теперь чаще именуют «а ля бандит». Ясные, серые круглые глаза. Квадратный подбородок и такие же квадратные плечи. Торопливая речь. Этакий моторный живчик, умеющий все проблемы решать быстро и споро. Или умеющий показать всем, что проблемы решены. Он приступил к делу, не пожелав тратить время на бесполезные реверансы, вроде «здравствуйте» и «можно войти?». Живчик весело перешагнул порог и закричал:
– Генчик, ты что-то, значит, задержался. Что здесь? Что-нибудь серьезное?
Саша Байков ответил раньше:
– Нет, что вы, мы здесь семечки лузгаем!
Только услышав нетривиальный ответ, вновь прибывший милиционер заметил хозяйку дома. Заметил, поморгал серыми глазами и узнал. А узнав – немедленно посуровел лицом.
– Здравствуйте. Очень приятно познакомиться, меня зовут Сергей. – Он схватил Лизаветину руку и сжал своей широкой ладонью. – А вы в жизни, значит, такая же, как на экране. Здорово! Здесь что, квартирная кража?