Школа мужества

Малышева Нина Ивановна

Полицейский надзиратель Кочев приказал:

— Убрать! — но рабочие не допустили полицейских к гробу товарища. Похороны превратились в огромную демонстрацию. На могиле пели «Вы жертвою пали в борьбе роковой…»

Начались занятия на курсах, но события на Мотовилихе долго еще оставались в памяти Ивана. С первых дней учебы он сблизился с Володей Урасовым и другими ребятами, состоящими в нелегальной организации училища.

На одну из очередных нелегальных встреч Иван Малышев отправился вместе с гимназисткой Марусей Калугиной — тоже членом

организации.

— Говорить можно только шепотом, — предупредил товарищ Валерий. Как старший товарищ, он счел своим долгом познакомить их с обстановкой; прежде чем перейти непосредственно к заданию.

— 17 октября, — начал он, — царь Николай II подписал манифест, в котором обещал народу «гражданскую свободу».

— Скажите, пожалуйста, что такое «гражданская свобода»? — перебила Маруся.

— Это — свобода слова, собраний, союзов, неприкосновенность личности…

— Значит, арестов больше не будет?

— Да в том-то и дело, ребята, что этот манифест — обман для народа. Наша партия и передовые рабочие не верят этим обещаниям царя, а чтобы это понимали все, партийный комитет обратился к трудящимся нашего города — продолжать борьбу за свои права. И это обращение завтра утром должны увидеть все.

— Я понял, товарищ Валерий! Согласен ночью расклеить листовки, — твердо сказал Иван.

— Я в этом не сомневался. Но это задание нужно выполнить так, чтобы никто не увидел тех, кто это сделал. Вы встали на очень опасный путь революционера-подпольщика, который должен быть готов, если это потребуется, стать актером. Да-да, самым настоящим актером. К примеру, сыграть роль полицейского, торгаша, или вот как я — часовых дел мастера.

Рисунки С. Сухова

Они ловили каждое слово Валерия, еще не понимая, зачем он говорит об этом сейчас, когда дорога каждая минута. А он продолжал:

— Итак, запомните: для прохожих, а я надеюсь, что их будет не так уж много, вы — влюблены, и потому бродите по городу, не замечая ни времени, ни холода. Расклеивать листовки — только в том случае, если улица безлюдна. И последнее: листовки обязательно должны быть у кафедрального собора, где завтра должен состояться митинг, на Покровском проспекте, у пристани. Вопросы есть?

— А на Мотовилихе?

— Это задание для других. Если все ясно, остается пожелать вам счастливого пути. И, как говорят, — ни пуха ни пера!

Город спал. Тусклые фонари едва освещали центральные улицы. Никого не встретив, Иван и Маруся дошли до Покровского проспекта и свободно наклеили первую листовку.

— Совсем просто, — улыбнулась Маруся, но радость ее была преждевременной. Приблизившись к следующему перекрестку, они издали различили отдельных прохожих.

— Последи, — сказал Иван, доставая листовку. В тот момент, когда она была уже наклеена, Маруся прошептала:

— Идут!

Отступать было некуда. Иван, заслонив собой листовку, неумело обнял Марусю.

— Ты

самая хорошая девушка, — громко сказал он первые пришедшие на ум слова.

Мимо проходили двое солидных мужчин. Один из них, с массивной тростью, проворчал:

— Куда смотрит гимназия?

— А, действительно, сударыня, куда смотрит ваша гимназия? — весело спросил спутницу Иван, когда опасность миновала.

— Туда же, сударь, куда и ваши курсы.

Обоим стало смешно, страхе — как не бывало. Улица за улицей шли они, выполняя задание партийного комитета. Белели листовки на перекрестках Покровской улицы, у кафедрального собора. Оставалась последняя — для пристани.

— Городовой! — заметил издали Иван.

— Постараюсь отвлечь его, — сказала Маруся и смело пошла к пристани, наскоро придумывая историю заблудившейся провинциалки. Даже прослезилась, демонстрируя городовому свою растерянность, чем окончательно разжалобила его и увела за собой.

Листовки звали:

«Товарищи!

Геройская борьба рабочего класса вырвала у царя манифест, которым он дарует свободу слова, печати, собраний. Но чтобы свобода, купленная ценой жизней многих, не оставалась на бумаге, необходима упорная борьба для проведения ее в жизнь…

Да здравствует свободный народ!

Все на митинг!»

Учащаяся молодежь тоже была захвачена волной революционных событий, связанных с выпуском царского манифеста. Уходили с занятий, то в одном, то в другом учебном заведении стихийно возникали собрания, на которых читали листовки партии социал-демократов, пели революционные песни. На городской ученической конференции приняли резолюцию:

— Полная свобода совести, слова, печати, союзов, собраний.

— Неприкосновенность личности.

— Всеобщее бесплатное обязательное начальное обучение.

— Уничтожение сословий и равенство всех перед законом.

— Охрана детского труда.

— Отмена закона божьего и пения царского гимна.

Иван, Володя, Маруся и другие ребята присутствовали на многих собраниях. Клава и Арсений принимали участие в составлении резолюций. Однажды Арсений протянул Ивану тоненькую брошюрку. На обложке стояло: «Тактика уличного боя».

— Мы с Толей Семченко на гектографе отпечатали. Будешь изучать?

— Спрашиваешь!

Несколько раз собирались ребята на занятия. Помогал им осваивать эту науку Алексей Христофорович Митрофанов, с которым они познакомились во время трагических событий на «вышке».

— Молодцы, — говорил он, вспоминая тот день, — не струсили.

Потом Арсений узнал, что в мастерских горнозаводского училища можно познакомиться с оружием. Мальчишки проникли и туда. Стрелять, правда, не пришлось, но обращаться с оружием научились.

Не прошли мимо Мотовилихи и декабрьские события. Ребята были постоянными участниками митингов. Во время вооруженных столкновений без страха врезались в конный строй казаков, и эта детская самоотверженность останавливала карателей. Мальчишки строили баррикады, были среди них раненые, были и убитые. Мотовилиха сражалась от мала до велика, не жалея жизни.