Школа негодяев
Шрифт:
Дверца джипа распахнулась во всю ширину, и Сергеев смог лицезреть Пабло Кубинца, вышедшего на свет божий из чрева затемненного внедорожника. Пабло выглядел, как всегда – с иголочки, словно в машине у него были припрятана горничная и утюг.
Он кивнул Конго, и тот принялся что-то объяснять двум охранникам у ворот. По-видимому, объяснял он убедительно, потому что один из часовых бегом бросился в будку у шлагбаума – наверное, звонить начальству. Второй же, на всякий случай, отступил на несколько шагов от сетки и перебросил автомат со спины на плечо.
Джип Рашида по-прежнему стоял первым, и из него никто не выходил. Сергеев снова вернулся к Пабло. Теперь Кубинец раскуривал сигару, а рядом с ним,
Сергеев опустил бинокль, снова поднял его к глазам и посмотрел в лицо женщины, которую он считал мертвой уже много лет.
Она поморщилась – запах сигар ей никогда не нравился, и она не любила, когда Мигелито курил сигары. Сигареты – совсем другое дело. Она жива. Жива! Михаил невольно заулыбался, борясь с желание броситься к ней, бегом, перескакивая через шаткие заборчики. Она жива – все остальное в этот момент потеряло всякий смысл.
Кубинец что-то сказал ей и выпустил следующую струю дыма вертикально вверх. Марсия засмеялась и, протянув руку, коснулась щеки Пабло пальцами таким знакомым, таким родным жестом, что Сергеев почувствовал, как у него перехватило дыхание.
Площадка следующего этажа была перекрыта массивной, от стены до стены, решеткой, и стоило Сергееву высунуть нос, как пущенная умелой рукой автоматная очередь едва не снесла ему голову. Он едва успел рухнуть на ступени и скатиться вниз. Шутки кончились. Он посмотрел на свою маленькую армию и подумал, что на месте хозяев Школы именно сейчас отсек бы атакующим путь к отступлению. Словно в ответ на его слова, несколькими пролетами ниже затопали, стали слышны голоса – центральный марш был взят под прицел противником. А отсюда, с этой лестницы, пути на боковые переходы не было.
Сергеев выставил ствол автомата над краем ступеней и для острастки дал короткую очередь вглубь вестибюля. В ответ тишина – никакой перегруппировки, никаких перебежек. Значит, все на заранее подготовленных позициях, у каждого свой сектор обстрела. Неразберихи нет. Оборона организована по правилам, а взломать организованную оборону в большом здании, имея в распоряжении трех человек, один из которых тяжело ранен…
Это как накормить пару тысяч верующих пятью хлебами. Было бы здорово, но верится с трудом. Вот, черт…
Теперь уже точно влипли. Расстреляют нас, как мишени в тире. Сейчас подождут чуток – и забросают гранатами. Черт, черт, черт! Ни вниз, ни вверх! Щелкнул «Галил» Ирины – она выцелила кого-то в узкую щель между пролетами и попала – раздался вскрик и приглушенная ругань. Потом снизу хлестнули из «калаша» – его лай ни с чем не спутаешь. Часть пуль срикошетировала, а часть ударила в потолок над группой Сергеева. Вниз полетела кусками старая известка и крошки бетона.
Михаил отцепил от «лифчика» светошумовую гранату присел рядом с Вадимом. На раздумья и действия у них было всего пара минут, не более. И эти пару минут надо было использовать с толком.
– Из «шмеля» стрелял? – спросил Умка.
Коммандос кивнул, вытирая кровь со щеки: осколками камня ему сильно рассекло скулу.
– Доводилось.
– Там, наверху, решетка… Она крупная, сварная, но риск попасть в прут есть. А если ты попадешь в прут, и заряд сработает рядом с нами – от пола отскребать будет нечего.
– А что, есть другой вариант? – вмешался Мотл и облизнул взявшиеся коркой губы. – Помнишь, «а если ты не выстрелишь, тогда испорчусь я!»?
– Прицелиться не дадут, – выдохнула Ирина, не отрывая взгляд от нижнего пролета лестницы. – Только высунешься – и все.
– Это мы решим, – пообещал Сергеев. – У
Сергеев пощупал ПНВ на лбу – вроде цел и вприсядку скользнул вверх по лестнице. Вадим успел заметить широкий мах руки и мелькнувший в воздухе цилиндрик, и то, что Михаил открыл рот, и сам успел открыть рот, и в этот момент грохнуло так, что показалось – еще чуть-чуть и голову разнесет на куски. Свет наверху стал невероятно белым, словно за решеткой зажглось маленькое солнце.
Кидал Умка наугад, и рассчитал траекторию так, чтобы в случае попадания в препятствие, граната осталась на верхней площадке, но смелым везет. Едва зацепив один из прутьев, она влетела в помещение вестибюля и взорвалась, выжигая сетчатку у притаившихся в полумраке стрелков. Двое из них в этот миг уже бежали к решетке, чтобы забросать нападающих «лимонками», но ослепительная вспышка и громкий, до боли в перепонках, хлопок заставил их упасть на колени, закрывая глаза руками. Вслед за шоковой гранатой в вестибюль влетели еще несколько цилиндров, и, через каких-то десять секунд все заволокло белым плотным дымом.
Находившиеся за решеткой бойцы не успели понять, что произошло, когда из клубящейся мглы прилетели первые пули – ПНВ помогал Сергееву прицелиться, и стрелять точно в верхнюю часть силуэта.
Вестибюль защищали три боевых пятерки, прошедших боевую подготовку и привыкших отрабатывать приемы и тактику на противнике, подготовленном хуже или, по крайне мере, так, как они. А что делать с теми, чьи способности и боевой опыт совершенно на другом уровне, никто из них не знал. И узнать не успел…
Вадим не стал рисковать и выстрелил из «шмеля» внутрь вестибюля, просто просунув трубу огнемета между прутьев. И тут же прыгнул вниз, спиной вперед, не заботясь о сохранности рук и ног, и только поэтому его не размазало по стенам.
Он рухнул на голову Сергееву одновременно с использованным двигателем огнемета. В Вадиме было добрых 90 килограммов, но Михаил не почувствовал боли от ушиба, потому, что в этот момент рвануло, причем рвануло крепко. На какое-то мгновение Умке показалось, что стены не выдержат или, чего доброго, лестничный пролет вместе с ними рухнет вниз, в подвал… Воздух стал не просто горячим, а обжигающе горячим, одежда прикипела к коже, стало нечем дышать. Потом жара схлынула, но кожу на лице стянуло буквально в узел. Вестибюль укрепленного этажа вымело огненной метлой, превращая уцелевших бойцов трех боевых пятерок в запеченное с корочкой желе из отбитого мяса и перемолотых костей. Находившуюся на два пролета ниже группу Сергеева контузило в полном составе. Он сам даже потерял сознание секунд на тридцать и, открыв глаза, не сразу сообразил, где находится. Над ними вместе с пылью висело марево – воздух дрожал, летели какие-то черные хлопья, похожие на сажу. Рядом, привалившись к стенке и баюкая на груди левую руку, сидел Вадим – закопченный, с ошалелыми глазами. Ирину взрывом сшибло с ног, но, слава Богу, не бросило вниз по лестнице, под выстрелы группы, перекрывшей им отход. Мотл скалился, лежа у стены и тряс головой, словно лошадь. Он единственный не выпустил из рук оружие и все так же целил в полумрак проема. Там, внизу, тоже стало тихо. Какими бы отчаянными не были детки, но произошедшее – впечатляло.
С обугленного потолка оторвался огромный пласт штукатурки и рухнул, ударившись о перила: крошка брызнула во все стороны, и пылевое облако сгустилось настолько, что Сергеев закашлялся.
Рот был полон песка и еще какой-то дряни с отвратительным химическим вкусом.
– Ничего себе фейерверк, – прохрипел командир коммандос, криво улыбаясь. – Мне чуть задницу не оторвало!
Но почему-то с этими словами пощупал голову.
– Ох, как болит-то… Сергеев, ты суставы вправлять умеешь?