Школа террористов
Шрифт:
– Простите, но мне очень нужно. И если вы...
– Я подожду, - прервала меня Дина.
– Все равно мне делать нечего.
Гарфинкель принял нас минут через пятнадцать. Полнеющий вальяжный мужчина лет пятидесяти; симпатичен, одет с иголочки - в темно-сером в клеточку костюме, белоснежной сорочке с полосатым галстуком; волнистые волосы с сединой на висках. Такие мужчины, несомненно, нравятся женщинам; и я машинально глянул на Дину; она, по-моему, тоже с интересом рассматривала Лазаря Абрамовича. И он беглым, наметанным глазом окинул её с ног до головы, потом весело посмотрел на меня, как бы говоря:
"А
– Слушаю вас, - сказал Гарфинкель, усадив нас рядом в кресла.
– Я от Сарафанкина, - хотел было напомнить я о себе, но он остановил.
– Как же, помню. Мы же знакомились. Что с ним стряслось? Я слышал краем уха.
– Любовь, - коротко объяснил я с невольно вырвавшимся вздохом. Угорел со своей пассией в собственном гараже, который с таким трудом построил.
– Да, - с грустью на лице выразил сочувствие Гарфинкель.
– Жаль мужика. Деловой был, напористый. Такого и я не против был заполучить в наш кооператив. Не согласился.
– Ему и на стоянке было неплохо.
– Это точно. Любовь, говоришь, - Гарфинкель с улыбкой покрутил головой.
– Сколько ему было?
– Шестьдесят один.
– Силен мужик.
– И вздохнул с усмешкой: - Еще в детстве предупреждал меня дедушка: "Берегись, Ланя, трех вещей: водки, карт и женщин". И с детства такое любопытство во мне разжег, что до сих пор три этих запретных плода магнитом к себе манят. Так кто же у вас теперь вместо Максима Петровича?
– А кого поставишь, когда, кроме нас двоих, никто спонсоров и партнеров не знал. Вот и пришлось самому ехать к вам.
– Ну, если чем-то могу помочь, - многообещающе развел руки в стороны Лазарь Абрамович.
– Я никогда вам не отказывал.
"За приличную плату", - чуть не сорвалось у меня с губ. Но я сказал другое:
– Это верно. Но вот какая неувязочка вышла: как выяснилось, вы ещё не подписали нам разрешение на пристройку пятидесяти гаражей.
Густые брови Лазаря Абрамовича полезли на лоб.
– А я-то здесь при чем? Месяца три назад с Максимом Петровичем был такой разговор. А потом он сказал, что это компетенция района, и зампред исполкома пообещал сам решить вопрос.
"Вот так штука, - мелькнуло в голове.
– Неужели и зампреду потребовалась взятка?"
Вспомнился последний визит к Лопаревичу. Было это с полгода назад. Он приглашал нас тогда со списками членов автостоянки и дотошно расспрашивал о каждом. Нашел две неточности: один три года не платил членские взносы и, по существу, был уже исключен из членов Московского городского общества автолюбителей, второй ездил на машине брата по доверенности. Чепуховские неточности, но Лопаревич стоянку утверждать не стал. Потребовал "привести все в соответствие".
Максим Петрович негодовал и посылал ему тысячу проклятий, обзывая бюрократом и буквоедом. Но я воспринял претензии справедливыми: документ есть документ, и зампред будет отвечать, если у Сидорова или Петрова окажется два гаража и он решил спекульнуть. Да и Лопаревич произвел на меня приятное впечатление: интеллигентного вида, корректный, знающий свое дело; он вежливо напомнил, сколько в районе инвалидов и участников войны, сколько уже построено и планируется в ближайшее время построить гаражей; поинтересовался, как мы учитывали заслуженных людей при составлении
– Надо уметь находить с начальством общий язык... Но ни о каких деньгах тогда речи не было. И Гарфинкелю не верить основания не было. Почему Максим Петрович ничего мне об этом не рассказал? Лазарь Абрамович словно прочитал мои мысли.
– Вы с Максимом Петровичем дружно жили?
– Само собой.
– И во всем доверяли друг другу?
– А как же иначе?
– удивился я столь странному вопросу и тут же зародившему подозрение: не мудрит ли уважаемый Лазарь Абрамович, воспользовавшись смертью Максима Петровича? За разрешение на пристройку тоже надо платить, да и хлопот немало. А тут умер Максим... Ну конечно же! Я вспомнил, что буквально дня за три до гибели Сарафанкин говорил мне, что поехал к Гарфинкелю, чтобы договориться о шифере - строители из-за каких-то затруднений хотели накрывать гаражи железом.
– Накануне он звал меня к вам, но, к сожалению, я не мог, и он поехал один.
– Верно, - кивнул Гарфинкель.
– Приезжал. Но совсем по другому вопросу.
На моем лице, видно, явно прочитывалось недоверие. Гарфинкель нервно дернулся в кресле и холодно посмотрел мне в глаза.
– Если он доверял вам, тогда вы знаете, зачем он приезжал. И ни о какой пристройке речи не велось.
Он посмотрел на часы, давая понять, чтобы я убирался. Мне ничего больше не оставалось. Лишь чтобы не выглядеть в глазах Дины мальчиком, высеченным этим вальяжным кооператором, я сказал как можно тверже:
– Хорошо, я разберусь во всем. В конце концов, у нас с вами есть договор.
Гарфинкель со скептической улыбкой помотал головой.
– Только не с моей бригадой. Когда строили гаражи - да, там мои хлопцы были. А пристройка - извините...
Действительно, на пристройку я подписывал договор не с Гусаровым, а... как же его фамилия?.. с Рогалиным. Точно, фамилия бригадира Рогалин... Но у этого экстра-кооператора разве одна строительная бригада?..
На улице я спросил у Дины:
– Ну и что скажет служительница Мельпомены об этом советском бизнесмене?
– Как его фамилия?
– почему-то заинтересовалась Дина.
– Гарфинкель.
– Граф Инкель, - засмеялась Дина.
– Типичный еврей. Не считай меня антисемиткой, но не люблю я их.
– Почему?
– Мне, наоборот, показалось, что Лазарь Абрамович понравился ей.
– Самоуверенные они, самодовольные и... жадные до противности.
Не знаю о других евреях, а о Графе Инкеле (мне очень понравилось её остроумие) она попала в точку. Когда мы познакомились с ним и вели переговоры о строительстве металлических гаражей, он заломил такую цену, которую хватило бы на железобетонные. И торговался за каждый лист железа, за каждую машину песка и гравия. Утверждение Дины о его жадности ещё больше убедило меня, что Лазарь Абрамович либо решил отделаться от нас, либо выжать ещё по две сотни с каждого.