Школа выживания
Шрифт:
В ответ вижу ее полуулыбку:
— Что ж в этом удивительного? Вам что, раньше никто не объяснил, какое вы значительное событие?
Джеб. Джеб когда-то наделил меня чувством собственной значимости. Он заставил меня почувствовать себя сильной и умной, способной, особенной. Какие там еще есть превосходные степени? Но с недавних пор, со времени нашего последнего визита в Школу, я чувствую к нему только слепую ненависть и всепоглощающую горечь от его предательства.
Все мои рецепторы напряглись, как по команде «Марш». Наглухо закрываюсь.
— Послушайте, мы с вами зашли в тупик. Это очевидно и вам, и мне. Один из моей ст… один из моих братьев серьезно ранен. И без медицинской помощи нам не обойтись. Скажите мне, что нужно сделать, чтобы эта помощь была оказана на все сто процентов, а потом мы смотаемся, как будто нас и не было.
Бросаю короткий взгляд на стаю. Они сидят рядком, жуют бублики и наблюдают за мной. Газзи жизнерадостно помахал баранкой: я, мол, и для тебя одну приберег.
Анна смотрит на меня с пониманием, но я от этого только упрямее сжимаю губы. Она наклоняется ко мне через стол так, чтобы ее никто не услышал.
— Макс, я не собираюсь вешать тебе лапшу на уши. Вы тут намолотили языком всякого бреда про родителей-миссионеров. Но и ты, и я знаем, что это все трепотня. К тому же и ты, и я отлично знаем, что ФБР не помогает людям только потому, что они такие хорошие да особенные. Вот тебе мои карты: мы про вас слышали. До нас многие годы доходят слухи о существовании засекреченной генетической лаборатории по производству рекомбинантных форм жизни. Но эти слухи никто никогда ничем не мог подтвердить. Многие считают их просто современным мифом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять важность любых сведений, эти слухи подтверждающих. У нас работают люди, собирающие любую информацию, слухи, косвенные факты, любые намеки на ваше существование. Твое и твоей семьи.
А я про себя думаю: «Подожди, ты еще про ирейзеров узнаешь».
Анна перевела дыхание и откинулась на стуле, продолжая наблюдать за мной.
— Понятно теперь, почему мы придаем тебе особую важность? Нам надо все про вас знать. Но самое важное: если все эти слухи — правда, то безопасность всей страны под угрозой. Стоит только тебе и твоей так называемой семье попасть в дурные руки… Ты сама не понимаешь, какой вы обладаете силой.
Она остановилась, давая мне время переварить услышанное и горько улыбаясь.
— Вот я и предлагаю тебе соглашение. Вы позволяете нам исследовать себя безболезненными и нетравматичными методами, а мы оказываем Нику всю необходимую медицинскую помощь и предоставляем вам безопасное место жизни. Где вы можете отдыхать, где вас будут кормить, где Ник сможет полностью поправиться. А там сами решите, что вы будете делать дальше.
Я чувствую себя голодной мышью, перед
На моем лице не дрогнул ни один мускул, и я начинаю безразличным тоном:
— И вы гарантируете мне…
— Макс, я бы рада предоставить тебе любые гарантии. Но у меня их нет. Или, по крайней мере, нет таких гарантий, в которые ты могла бы поверить. Теперь подумай, что мы можем тебе предложить? Письменный договор? Мое честное слово? Откровенные заверения главы ФБР?
Она права. Все это звучит совершенно нелепо. И мы обе смеемся.
— Макс, ты прости меня, но у тебя нет выбора. По крайней мере, в данный момент.
Уставившись в стол, размышляю. Самое ужасное, что она права. Притом, что Клык лежит в операционной, мы у нее на блюдечке с голубой каемочкой. Сидим и рыпнуться не можем. Единственно доступный мне сейчас вариант — это принять ее предложение убежища для нас и медицинской помощи для Клыка. И таким образом купить время на то, чтобы придумать, как смыться и что делать дальше. Поднимаю глаза:
— Хорошо, я принимаю ваше предложение. А что это за безопасное убежище, которое вы мне сулите?
Анна смотрит на меня в упор. Если она и удивлена моему решению, виду она не подает.
— Мой собственный дом. Устроит?
Почти два часа спустя Клыка вывезли из операционной. До самого конца операции, с нервами, скрученными в тугой узел, я дожидалась снаружи под дверью.
Врач, с которым я уже разговаривала раньше, вышел следом за каталкой, не сняв своей зеленой амуниции. Первое мое движение — схватить его за рубашку, прижать к стене и потребовать от него ответов. Но я стараюсь обуздать свою агрессию. Пора научиться мирным методам общения с людьми.
— Ты Макс, не правда ли?
— Да, Макс. — Я вся как натянутая струна. Если случилось непоправимое, надо немедленно хватать ребят и драпать отсюда.
— Твой брат Ник… Какое-то время он был на волосок от смерти. Мы ему влили несколько единиц кровезаместителя, и давление теперь восстановилось до нормального уровня.
Мои пальцы сами собой сжимаются и разжимаются. От меня ничего не зависит. Все, что я могу сделать, это стоять и слушать врача, стараясь сконцентрироваться на том, что он говорит.
— Сердце у него не останавливалось. Это большой плюс. Мы остановили кровотечение изо всех порванных артерий, откачали кровь из брюшной полости, зашили его хорошенько. Одна из главных артерий была задета и его… воздушные мешки.
— И как он теперь? — я изо всех сил пытаюсь глубоко дышать, пытаюсь сохранять спокойствие. Пытаюсь подавить свой «бей-и-лети» инстинкт.
— Он молодцом. Держится. Состояние стабильное. — Вид у доктора усталый и удивленный. — Если ничего непредвиденного не случится, он должен поправиться. Недельки три у нас полежит.