Школа выживания
Шрифт:
Со мной тоже творится та же петрушка, что и вчера ночью: бросает в жар, сердце колотится как сумасшедшее, дыхание неровное и прерывистое, и по всему телу ползут мурашки.
Тотал сидел у меня на коленях и смотрел в окно. Но теперь глянул своими черными блестящими глазами, нарочно поднялся и перебрался через Клыка на колени к Ангелу, всем своим видом показывая: коли ты такая, я с тобой рядом сидеть на буду.
— Ой, смотрите, смотрите, — кричит Надж, показывая пальцем в окно, — вон та лошадь совсем белая. Настоящая лошадь для ангелов. А что там за свернутые
— Это сено теперь так упаковывают, — объясняет ей Анна, — раньше его сгребали в стога, а теперь вот в такие тюки сворачивают. Они меньше места занимают.
— Здесь ужасно красиво, — Надж практически подпрыгивает на сиденье рядом с Анной. — Мне холмы прямо ужасно нравятся. А что там за дерево такое цветное, с листьями, как звезды?
— Клен. Клены осенью в самые яркие цвета окрашены.
— А какой у тебя дом? — продолжает допытываться Надж. — Весь белый, с колоннами? Как Тара? Ты видела этот фильм?
— «Унесенные ветром»? Нет, боюсь, мой дом совсем не такой. Тара — дом богатых плантаторов на юге, а у меня просто старая ферма. Но зато двадцать пять гектаров земли вокруг. Набегаетесь там вволю. Мы уже почти приехали.
Двадцать минут спустя Анна завернула на въезд на частную дорогу, щелкнула какой-то кнопкой, двустворчатые кованые железные ворота сами отворились, пропуская нашу машину. Едва мы проехали, они снова сами собой закрылись, от чего все мои сенсоры опасности автоматически переключились в состояние боевой готовности.
Чтобы доехать до дома, потребовалась целая минута. Проезд был усыпан битой ракушкой и петлял среди старых раскидистых деревьев. Сорванные ветром красно-желтые листья, плавно кружась, опускались на крышу машины.
— Приехали, вылезайте. — Анна заворачивает на парковку за угол дома. — Надеюсь, вам у меня понравится.
Не выходя из машины, мы застыли, глядя в окна. Ее дом похож на картинку. Нижняя часть из округлых речных камней, а верх обшит белой дранкой. Вход через большущую веранду. Кое-где на кустах, обрамляющих передний дворик, еще доцветает гортензия.
— Там за домом пруд. Он мелкий и прогревается быстро. Так что в солнечный день, может, еще покупаетесь.
Мы наконец высыпали из машины. Какое счастье снова оказаться на открытом пространстве!
— Здесь даже воздух особенный! — продолжает восхищаться Надж. Морщит нос и глубоко вдыхает. — А-а-а! Как хорошо пахнет.
Дом стоит на вершине невысокого холма, и по склону вниз плавно спускается газон, а дальше за ним — фруктовый сад. На деревьях полно большущих красных яблок. Чирикают птицы. Ни тебе запаха асфальта, ни вони резины машинных колес. Кроме птиц да шуршания листьев — ни единого звука.
Анна открыла дверь и смеется:
— Что вы стоите, проходите сюда. Пошли смотреть ваши комнаты.
Я киваю, и Надж и Ангел поворачивают в дом. Газзи спешит за ними.
Игги останавливается рядом со мной и шепотом спрашивает:
— На что это похоже?
— Это, Джеф, похоже на рай земной! — отвечает вместо меня Клык.
Шершавая кора дерева уже в кровь стерла ему ноги
Снова приставил к глазам бинокль и сцепил челюсти. Птичьи отродья вылезают из машины. Пока никого не было, он уже успел обойти территорию, заглянул в окна дома. Эти птички, кажись, сюда, как на курорт, завалятся. Все-то здесь для них устроено, по крайней мере, на время.
Несправедливо! У Ари даже слов нет, как несправедливо. Он с такой силой вцепился в ветку, что она треснула и загнала под кожу длинную тонкую щепку. На руке выступила ярко-красная капля крови.
Он смотрит на нее в ожидании, когда сигналы боли медленно доползут в мозг. Хватает занозу за торчащий хвост и выдергивает прежде, чем его неповоротливый мозг успевает зафиксировать повреждение.
Это дерево — его обзорная площадка. Остальная команда раскинула лагерь внизу в корнях. Похоже, они застряли здесь надолго. Вести дистанционное наблюдение за птичьим отродьем, видно, придется не день и не два.
Ему бы пробраться на территорию, подойти к Макс сзади, похлопать ее по плечу, подождать, пока она обернется, — и хрясь ее в нос! Но нет, она теперь будет жить в этих хоромах, думать, какая она совершенная да прекрасная, и что она лучше всех, лучше и важнее, чем он, Ари.
Но если что его обрадовало — это выражение ее лица, когда она увидела его живым. Шок и ужас. Он, Ари, ее лицо ясно видел. Это за последние сорок восемь часов главное событие. Если ему чего хочется в этой жизни, так чтобы она на него всегда так смотрела. В шоке и с ужасом.
Ладно, давай, Максимум, получай свой санаторий, пользуйся, коли тебе подфартило. Недолго тебе осталось радоваться. Я тут поджидаю тебя, от меня не уйдешь, не надейся.
Ненависть овладела всем его существом, скрутила ему кишки, и он почувствовал, как превращается в волка, как вытягивается у него морда, как плечи сходятся вперед. Он смотрит, как грубые волосы покрывают его руки, а из-под ногтей стремительно отрастают здоровенные когти. Боже, как бы ему хотелось вонзить их в совершенное лицо Макс. Выцарапать глаза, порвать щеки, разодрать рот.
Затмевая ему солнце, его душит дикая слепая злоба. Сам того не замечая, он вонзает клыки в собственную руку. Сжав челюсти, ждет приступа боли. Наконец, задыхаясь, с красной от крови пастью и онемевшей рукой он разжимает челюсти. Так-то лучше…
Часть 2
Тюрьма или рай
Знаешь, дорогой читатель, сколько спален у Анны в ее «старой ферме»? Семь! Одна для нее, и каждому из нас шестерых по собственной спальне. А сколько ванн? Целых пять. Пять ванн, и все в одном доме!