Школа выживания
Шрифт:
— Да, но Макс…
— Нас сейчас засекут, — перебил его Игги. — Давай, доставай нашу хреновину.
— Ну ты даешь! Жуть какая-то, — говорю я Надж. Мы с ней сидим в школьной библиотеке, и она, даже до него не дотрагиваясь, извлекает из компьютера нужную информацию. Нам и помощь мистера Лазара не понадобилась. Перво-наперво, мы вошли в блог Клыка — он каждый день добавляет туда комментарии. Что с нами ни случится, на все у него готова «заметка дня». А теперь он еще и рисунки добавлять
— Так, я думаю, что четырнадцать лет назад — самый вероятный год что-нибудь обнаружить. Вас тогда трое родилось. — Надж с головой влезла в компьютер. — На этот год и посмотрим. Правда, конечно, может случиться, что кто-то родился в конце одного года, а кто-то в начале следующего. — Она скользит вниз по списку интернетских ссылок. — Но в целом, мне кажется…
— Ваши изыскания какое имеют отношение к школьным занятиям? — Этот холодный, пропитанный ненавистью голос может принадлежать только одному директору.
— Мы смотрим газетные статьи, — не моргнув глазом, отвечает Надж. — Задание по гражданскому праву.
Вот это смекалка! Такое на ходу придумать! Врет и не краснеет!
— Значит, по гражданскому праву, — мистер Пруит обнажил зубы в зловещем оскале. — И к какой же теме, в какой части программы?
Это уже слишком! Без подготовки импровизация на эту тему не получится.
В библиотеке повисает мертвая пауза. Мистер Пруит и я смотрим друг на друга с удивлением, его клочкастые брови напряженно сходятся на переносице, и… Школу сотрясает пожарная сирена.
С минуту все остолбенело стоят как вкопанные. Но тут с потолка раздается громкое шипение, и безотказно сработавшая противопожарная поливалка включает над нами ледяной душ.
— Что? Что все это значит?! — орет не своим голосом директор.
Если это он меня спрашивает, то я ему все равно не скажу, что, на мой взгляд, это значит, что Игги и Газман только что скакнули на самую верхнюю строчку в моем списке первостатейных неприятностей.
Народ с воплями проталкивается к дверям. Мистер Лазара сложил ладони рупором и кричит:
— Дети, постройтесь. Соблюдайте очередность!
А мистер Пруит рванул к выходу, кося учеников палкой. Его главная задача — выйти сухим из воды.
Отряхивая по-собачьи мокрую курчавую голову, Надж весело смеется:
— Никогда не думала, что в школе будет такая развлекуха!
— У меня есть все основания исключить вас всех сию же минуту! — вопит мистер Пруит.
С интересом за ним наблюдаю и прикидываю, хватит его сейчас инфаркт или нет. Судя по налившейся кровью физиономии и вздувшейся на лбу вене, можно предположить, что 60–65 % в пользу инфаркта.
Мы все шестеро, насквозь мокрые, стоим
Но не-е-ет!
Сначала надо перетерпеть директорскую экзекуцию. Насладиться отрадным его сердцу процессом стирания нас в порошок. По сравнению с нападением ирейзеров, его вопли — детские игрушки. Но противно ужасно. И день, считай, испорчен.
— Надо было давно от вас избавиться! Сразу после вонючей бомбы! Но я, дурак, по доброте душевной пожалел вас, дал вам шанс исправиться. А вы… вы… вы грязные крысы из уличной клоаки.
Вот это новость!
Мы уже были и злодеями, и негодяями, и пробирочным отродьем. А вот крысы из клоаки — это что-то новенькое.
Мистер Пруит остановился перевести дыхание, и я воспользовалась моментом:
— Мои братья к вонючей бомбе никакого отношения не имеют. Вы их вину никогда не доказали. И теперь ваши обвинения снова абсолютно безосновательны. Исключительно не по-американски. Так в нашей свободной демократической стране не делают.
Я думала, его сейчас кондрашка хватит. Но не хватила. Он даже на ногах устоял. Устоял и наклонился к Газзи. Хвать его за руку. Сжал, поднял и трясет газзиной рукой в воздухе как сумасшедший.
Сердце у меня упало — руки у Газмана черны от пороха, впитавшегося в кожу при взрыве бомбы.
— А еще чем докажете? — Хоть это и веский довод, но меня уже не унять.
Директор вот-вот лопнет от ярости. Но в этот момент секретарша вводит в кабинет Анну.
Все-таки она не напрасно в ФБР работает. Какими-то своими тайными ухищрениями она утихомиривает Пруита, а нас загоняет в машину.
С полмили едем в гробовой тишине, а потом она все-таки зарядила:
— У вас была уникальная возможность… Я-то надеялась…
Она трындит и трындит, но я отключилась и смотрю в окно на уже меркнущие осенние краски. Обрывочные слова прорываются в мое сознание: «под домашний арест», «сплошные неприятности», «разочарование-огорчение», «никакого телевизора». И так далее и тому подобное.
Мы молчим. Уже сто лет мы не давали отчета никаким взрослым. И теперь не собираемся.
Что до Анны так и не дошло, так это то, что всего каких-то несколько недель мы спали в туннеле метро и добывали себе еду где придется. Так что она не слишком нас напугала своим «никуда не пойдете» и «телевизор запрещаю».
— Все равно целый дом в нашем распоряжении, — констатирует Надж шепотом, — и книжек вагон, и еды полно.
— Да-а-а! Зато десерта не дадут… — гундит Тотал. — И мне не дадут, а я тут вообще ни при чем.
— Ага, еда едой, а сладкого ничего не будет, — вторит ему Газ.