Школа. Никому не говори. Том 1.
Шрифт:
– Мама тебя любит, – шептала тихонечко Любе в ушко Таисия Фёдоровна. – Очень-очень! Просто боится. Такова участь родителя: оберегать родное дитя. Саша многое перенесла, когда старшенькую потеряла.
Едва Люба услышала о Лене, то вновь почувствовала тягучую серую тоску, поднимающуюся из глубины живота и подступающую к горлу. Разговоры о сестре при посторонних на переулке Солнечном № 27 обыкновенно не поднимались.
Остальные гости не замечали перешёптываний между подростком и Таисией Фёдоровной.
– Первостепенная задача матери, – шумела одна из женщин, – чтоб дочь не скурвилась, родителей не опозорила! А современные мамки что?! Куда смотрят?
– Сами курицы по молодости были и дочек растят ленивых, бестолковых! Вон, моя соседка тому пример! Одна прожила, всё пила да плясала, дочку нагуляла. Девка выросла, о будущем не думает, учиться не хочет. Только о плясках мысли! Таскается с парнями, потом забеременеет, как мамка, от кого попало!
– А мужикам дети не нужны! Только нам, матерям, – горько вздохнула Анастасия Петровна. – Мужичьё что? Отлюбился и пошёл своей дорогой. Хозяйство да воспитание отпрысков – на женщине!
– Помни, деточка! – обратилась Зинаида Александровна к школьнице, свернувшейся калачиком на коленках бабы Таси. – Женщина должна всё по дому уметь! Хозяйкой, здоровьем сильной. Работать, чтоб семью обеспечить: себя да детей, а то и мужа!
– Мужчина неработающую жену попрекнёт куском хлеба, – произнесла Акулина Никитична. – Я жизнь прожила и не такое видела!
– Дочери обо всём этом долдоню, – вставила хозяйка. – Учись, дабы потом куском хлеба себя и внуков обеспечить могла. На мужа надеяться – гиблое дело! Он сегодня с тобой, а завтра с другой. И голову береги, спину закрывай. Ходит молодежь по холоду: капронки, юбочка… Тряпочка, а не юбочка! Куртка едва почки прикрывает!
– А потом лежат в дурке, молодые, с болями! – поддержала маму Зинаида Александровна. – Половина дурдома с менингитом. Вот, Шурочка, хороших, заботливых матерей, как ты – единицы! Воспитываешь дочку всем нам на радость: порядочную, невинную и умненькую!
– А красавица-то какая! – цокнула языком сидящая возле матери старушка, и все остальные следом заохали да заахали, восхищаясь молодостью и внешними данными пятнадцатилетней девочки.
«Эх, если б мнение бабушек разделяли одноклассники! Да и другие ребята, – загрустила десятиклассница. – А то только знакомые старушки и хвалят! Зачем мне их слова? От них легче не становится».
Других гостей, кроме пожилого поколения лет семидесяти-восьмидесяти, годящихся Александре Григорьевне в родители, Люба в своём доме особо не знала. Её семью мало куда приглашали – в основном, родственники
К слову, с родственниками Поспеловы особо не взаимодействовали. Из соседей дружили лишь с семьей Чумаков, забегавших на чай посплетничать. Больше гостей не было. Ещё приходила изредка одна железнодорожница – весёлая заводная отчаянная женщина себе на уме. Мамина коллега, с которой у Александры Григорьевны были хоть приятельские, но странные отношения.
***
Хозяйка повела бабушек в гостиную пить чай с мёдом, а Люба под предлогом невыученных уроков удалилась в свою комнату.
Оставшись, наконец, одна, девочка уселась на кровать и стала думать, как избавиться от опасного и дерзкого Сэро. Мысли вертелись роем.
«С цыганом стоит постараться разойтись по-хорошему. Мне не нужны новые гонители и насмешники. Он закусил, что я не дала списать, хотя Виноградова подбросила ему свою готовую работу. Наверняка же пятифан получит! Зачем тогда отыгрываться на мне, блин?!»
Люба напрочь забыла, что вчера окостенела от страха и не нашла сил обернуться. Это было на уровне чувств и эмоций, а не осознанных действий и слов. Поэтому Поспеловой не доходило, что трусость выглядела как демонстративное высокомерие, задевшее самолюбие звавшего её парня.
Скрипнула калитка. Люба выглянула в окно и увидела удаляющуюся Таисию Федоровну. Только её одну. Богомольная старушка никогда не злоупотребляла временем гостеприимных хозяев.
Ход усталых от дневной суеты мыслей постепенно поплёлся дальше – к размышлениям о 10 «А».
«У меня очень дружный класс. Только не по отношению ко мне. – Люба затосковала. – Почему я всем не нравлюсь? Со мной никто не хочет дружить. А я бы с удовольствием со всеми общалась, но ведь ребята не хотят. Не удивительно! Будь я на их месте, тоже держалась бы подальше».
Школьная пора – праздник юных жизней, на котором Поспелова оказалась чужой. Её ровесники наслаждались беспечностью, молодостью, весело проводили время, встречались, ругались, знакомились. В общем, кайфовали от жизни и не парились. Все, кроме Любы.
Тихоня не разделяла интересы сверстников. Не курила, не встречалась с мальчиками и – самое страшное преступление с точки зрения одноклассников – не ходила на дискотеки. Проще говоря, слыла трезвенницей и праведницей, что было совершенно не модно. И ей самой это не нравилось.
Конец ознакомительного фрагмента.