Школа
Шрифт:
Пиво дает – классно. Сижу, балдею. Глоток пива – затяжка, глоток – затяжка. Погода тоже нормальная: тепло, солнце. Кругом – туристы, тыркают пальцами в свои карты, базарят, фотографируются. А мне все до лампочки.
Последний глоток – и к автобусу. Остальные уже там.
– Где ты ходишь? – орет классная. – Мы тебя ждем у входа, а ты шатаешься неизвестно где. Ты что – пил?
– Нет, не пил.
– Ну-ка подойди поближе.
– Ну выпил бутылку пива – хотел попробовать ленинградского.
– Буров,
– Понял.
Садимся в автобус, едем в столовую. Я голодный, как будто и не жрал утром. Беру два салата, две котлеты с двойным пюре и компот. Моментально все уминаю – и на улицу, покурить, пока классная в столовой.
Когда все залазят в автобус, классная становится в проходе:
– Завтра у нас экскурсия по городу, а сейчас – свободное время. Какие будут предложения?
– По магазинам! – кричат бабы.
– Какие-нибудь еще варианты?
Молчание.
– По магазинам, так по магазинам. Остановимся на Невском – там и «Пассаж», и «Гостиный двор».
Автобус тормозит, все выходят. Антонов спрашивает у меня:
– Ты что хочешь купить?
– Не знаю.
– А я «саламандеры» – туфли такие западногерманские. Мой папа два года назад привез себе из Ленинграда, так до сих пор носит. Шестьдесят рублей, конечно, дорого, но туфли отличные. А у нас, если и дают в ГУМе, то только югославские или польские. Я даже чешских, «Цебо», давно не видел. В конце того месяца специально ходил по магазинам, смотрел, что где выбросят, а ничего толкового не нашел.
Заходим с Антоновым в «Гостиный двор», ищем обувной отдел. Я хожу с ним просто так, за компанию: денег у меня мало, крупняка не дали, только на мелкие расходы.
В мужской обуви «саламандеров» нет, но есть другие импортные туфли. Антонов смотрит их, трогает, перегибает подошву – гибкая или нет? Я откалываюсь от него, выхожу на улицу и заваливаю в гастроном. Беру бутылку пива, открываю и пью на ходу – сесть негде, скамеек не видно.
Навстречу – Князева с бумажным свертком под мышкой: уже отоварилась.
– Привет.
– Привет. А где ты пиво купил?
– Там, в магазине. Что, тоже хочешь?
– Ага.
– Пошли сходим. Или ты еще шмотки себе ищешь?
– Нет, я только блузку хотела купить – и уже купила. Показать?
– Не надо. Я не разбираюсь.
– Ладно.
Я покупаю еще две пива – ей и себе вторую. Идем по улице, смотрим на витрины.
– Антонов «саламандеры» ищет, – говорю я. – Типа, такой хиповый пацан. А тебе он нравится?
– Он, конечно, зануда, но, по крайней мере, не колхозник.
– А кто тогда колхозники? Может, и я тоже?
– Ты – нет, а твои друзья – да.
– Нормальные пацаны, что ты против них имеешь?
– Ничего, все нормально. Смотри – скамейка. Пошли сядем.
Садимся,
– Как все-таки люди здесь отличаются, – говорит Князева.
– Чем отличаются?
– Не знаю. Ну, одеждой, внешним видом. Дажевыражением лица. Не то что у нас – все на одно лицо, зашуганные какие-то, чмошные.
– А по-моему, все одно – что у нас, что здесь.
Допиваем и идем к автобусу. Все собираются долго, опаздывают. Некоторые волокут бумажные пакеты, а больше всех – классная и Лариска. Антонов «саламандеры» не нашел, купил вместо них венгерские темно-красные туфли.
Все на месте – едем ночевать в школу. У мамаши Колосовой там работает знакомая, и она договорилась, чтобы мы поспали одну ночь в спортзале. Сама она с дочкой поехала ночевать к этой знакомой.
Школа недалеко, почти в центре. Похожа на нашу, только не кирпичная, а из плит. Дверь закрыта. Стучим. Открывает сторож – молодой пацан, лет двадцать. Говорит – студент, учится в строительном, а по ночам здесь сторожит.
– В спортзал – по лестнице на второй этаж, – говорит он и садится за стол около гардероба. На столе разложены чертежи, горит лампа.
Спортзал почти такой, как у нас. Вдоль стен – сто раз перекрашенные скамейки. С потолка свисают обтрепанные канаты. В углу, под брусьями, – брезентовые маты: старые, грязные, в пятнах.
– Вы, мальчики, ложитесь в том углу, а мы будем в этом, – говорит классная. – И помогите нам перенести маты.
Я, Сухие и Антонов таскаем маты для себя и для баб, раскладываем на полу. Водилы сказали – будут спать в автобусе, им, типа, привычнее. Дурному ясно, что мужики хотят спокойно бухнуть, чтоб не при классной.
– Ребята, уже довольно поздно, и я не советую вам никуда ходить, – говорит классная. – Скоро совсем стемнеет. Давайте лучше посидим здесь, поговорим в неформальной обстановке.
Мы смотрим на нее как на дурную. Зачем вообще было ехать в Ленинград, чтобы сидеть в вонючем спортзале с толстожопой классной и базарить про всякую ерунду?
– Не волнуйтесь, Тамара Ивановна, мы далеко не пойдем, – говорит Коноплева. – Только здесь, во дворе школы.
Лариска смотрит на классную, кривится.
– Пусть бы сидели спокойно в спортзале, а то что-нибудь случится – нам потом отвечай.
– Не бойтесь, ничего не случится. Что мы, маленькие, что ли? – говорит Князева.
Классная машет рукой:
– Ну, смотрите… Только чтоб все было хорошо. И долго не задерживайтесь. Посидите немного-и спать.
Всей толпой выходим из спортзала, остаются только классная с Лариской. Может, еще Сухие остались бы – перебирать свои микросхемы, – но раз все идут, то и они тоже. Коноплева берет свой магнитофон «Весна» и кассеты.