Школьное колдовство

Сапункова Наталья

— Вы просите меня не уходить? Хорошо.

Призрак кивнул и исчез, и лишь несколько долгих минут спустя появился в зеркале. Этот Артур в зеркале, тоже сидящий в кресле, был взлохмаченный, худой и бледный, с отчетливыми синяками под глазами, и даже его одежда казалась более бледной и потрепанной, что было совсем уж странно — это ведь не настоящая одежда. Лила почувствовала острый укол жалости.

— Спасибо, Мышка, — сказал Артур. — Точнее, благородная эссина. Да, посиди со мной, если не слишком устала.

Он

пытался шутить. Она такой тон не поддержала.

— Пожалуйста, милорд. Я не уйду.

— Помолчим немного, Мышка? — попросил он, прикрывая глаза. — Только не уходи.

В дверь опять поскреблись — оказывается, Карт принёс чай.

— Спасибо, эсс, — Лила забрала у него поднос и жестом пригласила войти, но библиотекарь покачал головой и поспешно ушёл.

Тогда Лила налила себе горячего чая в тонкую чашечку и выбрала в шкафу книгу, которую могла читать — там не было непонятных слов и неизвестных ей пока загогулин древнего языка, на котором писались заклинания. Более того, это оказались какие-то романтические истории — её великая и гениальная бабушка не чуралась и такого.

Лила не могла сосредоточиться и то и дело поглядывала на Артура — он так же сидел там, за зеркальным стеклом, в своём кресле, не шевелился и не открывал глаз, но зато и не исчезал. Она бы последнему не удивилась, но хотелось поговорить с ним, расспросить, и про цветы, и про всё. Странно, но то, что они столько дней не виделись и не разговаривали, теперь, после сегодняшнего, не имело большого значения, как и причина их ссоры. Лила окончательно призналась себе, что соскучилась и согласна мириться с любой степенью человечности Артура. Ну, не человек он — пусть так, она просто будет иметь это в виду.

Наконец она услышала:

— Ты меня простила, или ещё дуешься?

— Милорд? — она сразу отложила книгу, правда, не забыв сунуть между страниц серебряную закладку леди Эльянтины.

— Миледи, — его светлость теперь смотрел на неё, — леди Лилиана. Мышка тебе больше подходит, но я могу называть тебя леди.

— Сделайте одолжение, милорд, — согласилась Лила, — я вижу, вам лучше? Может, есть какие-то методы, чтобы помочь вам поправиться? Колдовские, я хочу сказать.

— От тебя я такое точно не приму… миледи, — недовольно буркнул Артур.

Как обругал, но тут же посмотрел ласково, извиняясь взглядом.

— Хорошо, я запомню, — сказала она, — вы ведь понимаете, как мало я пока разбираюсь в некоторых вещах.

— Я восстановлюсь сам, через несколько дней буду в порядке. Как ты узнала, что со мной случилось?

— Просто вспомнила, что вы собирались в башню. Я ведь сама писала эту записку, — и она показала на кусочек бумаги, до сих пор приколотый над столом. — Жаль, что поздно вспомнила. Но почему же вы так неосторожны! — не удержалась она.

— Кому это всё нужно? — он коротко глянул вокруг себя. —

И так затянулось. Риск приятен, добавляет перца в эту преснятину. И опять же, ты пожалела меня, бросилась спасать, я получил редкую возможность побыть с прекрасной девушкой так… близко. Почти что подержать в объятиях. Разве иначе мне бы это перепало?

— Вы ужасны, милорд! — вздохнула Лила, ей было не стыдно, а больше смешно.

— Ничуть я не ужасный. Несчастный дурак, и только.

— Похоже, вы хотите жалости?

— Что? Нет! — он встрепенулся. — Оставь себе свою жалость.

— Я и не предлагала.

— У нас мир? Тогда зови меня Артуром, если не сердишься, м-м?

— Хорошо, милорд.

Он протянул руку и коснулся стекла — с той стороны. И это явно было приглашение, она его приняла — соскользнула с кресла, подошла, коснулась его пальцев с этой стороны. Нет, конечно, рука ощущала лишь прохладную гладкость зеркала. Принятое приглашение к миру и… да-да, к чему-то особому между ними. А что это такое — какая разница!

— Прости, Мышка. С тобой — никаких больше шуток. Обещаю, — он скупо улыбнулся, кажется, желая встретиться с ней взглядом.

Встретились…

— Почему, милорд? Почему, Артур? — поправилась она тоже с улыбкой.

Он подумал немного, и сказал, понизив голос.

— Потому что ты по-прежнему будешь для меня маленькой Мышкой, которую хочется посадить в рукавицу и от всего беречь. И мне очень жаль, что я не могу что-то такое сделать на самом деле. Ты нежная и хрупкая, снова убежишь и оставишь меня, а я этого не хочу. Когда мышки убегают, да ещё и обиженные, их может слопать какой-нибудь кот, — его глаза теперь смеялись, а на щеках слабо обозначился румянец.

Лиле объяснение совсем не понравилось, даже рассердило.

— Может, я и Мышка… сейчас, такая же пугливая и глупая. Но это не навсегда, милорд, — сказала она резко, отдергивая руку от зеркала.

— Обиделась, — грустно констатировал он, — кстати, а колдуньи не обижаются. Никогда. Они понимают суть людей, суть вещей и точно знают, что всё требует действий, а не обид. Эльянтина тебе сказала бы то же самое.

— Я не обижаюсь. На тебя — точно, — заверила его Лила. — Ты ведь не человек? Глупо обижаться на призраков. Я точно не стану.

— Вот как? — и он замолчал.

Потом сказал:

— Мышь, это обидно! Ты захотела уколоть меня?

— Тебя не поймёшь. Сам сказал, что колдуны не обижаются. Хотя да, ты ведь больше не колдуешь. Ты просто призрак. Призрак моего престарелого дедушки. Прости, пожалуйста.

Вот именно, ей хотелось уколоть. Может быть, потом она раскается и искренне пожалеет Артура, конечно.

После этого они молчали долго, он снова прикрыл глаза, а Лила попыталась читать. Она чувствовала, что это не конец их беседы, и ей было любопытно.