Школьный бунтарь
Шрифт:
Боже, он просто бесит меня.
— Нет, я не продаю кокаин из своего шкафчика. Если это и есть настоящая причина, по которой ты пришел сюда, чтобы досаждать мне, то я боюсь, что тебе чертовски не повезло.
— Я не хочу покупать у тебя наркотики, Сильвер. Не забывай, что я покрытый татуировками дегенерат, разъезжающий на мотоцикле. Я могу найти свой собственный кокаин.
— Потрясающе. Почему меня не удивляет, что ты употребляешь наркотики?
— Ты торгуешь телом за наличку? — Алессандро даже не моргает. Судя по выражению его лица, он только что спросил меня, какой сегодня гребаный день недели.
Беспокойство начинает проникать
— Нет. И не собираюсь, я не шлюха.
Он кивает головой.
— А что насчет изнасилования? Ты безосновательно обвинила группу студентов в том, что они изнасиловали тебя в прошлом году?
Цвет сходит с моего лица, мое сердце бьется быстрее, чем когда-либо, я заставляю себя посмотреть ему в глаза и медленно качаю головой.
— Нет. Я этого не делала, — шепчу я.
Алессандро даже не шевельнулся. Капелька воды, блестящая на кончике его темных волос, срывается и падает на кожаную обивку сиденья. Где-то снаружи, на другой стороне парковки, пронзительно кричит и смеется девочка, вероятно, бегущая под дождем от здания школы к своей машине. Я пытаюсь успокоиться, обнажая душу и по-бунтарски смотрю на грубого мальчишку с легким, самым мягким итальянским акцентом в его грубом, звучном голосе.
Над головой вспыхивает молния, и тянутся три долгих, невыносимых секунды, прежде чем раздается взрыв грома. Алессандро делает глубокий вдох.
— Значит, это не ложное обвинение, — говорит он. В его тоне нет ни капли обвинения. Никакого упрека или недоверия. Он просто констатирует факт. Это как-то облегчает признание.
— Нет. Это не было ложным обвинением.
Алессандро отворачивается. Снова опускается на свое место, его тело расслабляется, я и не подозревала, что он держится так напряженно, пока не позволил себе расслабиться. Спокойное выражение его лица чертовски сбивает с толку. Во время нашего самого первого разговора, я, по сути, просто сказала ему — парню, которого я планировала избегать под страхом смерти, несмотря ни на что весь учебный год — что я подверглась сексуальному насилию со стороны группы людей, и... он не выглядит так, будто эта информация каким-то образом повлияла на него.
— Дождь заканчивается, — говорит он через некоторое время.
Я практически чувствую вкус собственной глупости. Качаю головой, протягивая руку к ключу зажигания и завожу двигатель Новы, выжимая газ.
— Отлично. Ты мне не веришь, — говорю я.
— А я должен?
— Просто выйди из машины, пожалуйста, Алессандро.
— Алекс. Ты не ответила на мой вопрос.
Я бью кулаком по рулю, такое ощущение, что моя грудь раскалывается, и река расплавленного гнева выливается наружу как лава.
— Вылезай из этой гребаной машины!
«Милая принцесса Сильвер. Слишком хороша для всех нас. Слишком чертовски особенная. Не смей кусаться. Не смей брыкаться. Не смей кричать. Раздвинь ноги и держи рот на замке, сука, и мы посмотрим, сможем ли мы сделать это быстро».
Алекс открывает дверцу машины, но не выходит. Выражение его лица трудно прочесть, но ничто из этого не выбило его из колеи. Он выдыхает, медленно, ровно, спокойно; кажется, что если наступит конец света, то он примет все это спокойно, без малейшего проблеска эмоций.
Он смотрит на меня, и мне хочется ударить его кулаком в лицо.
— Я говорю серьезно. Убирайся, — рявкаю я. — Для тебя же будет лучше, если нас не увидят вместе.
— Почему
— Ты пробыл здесь всего один день, так что я уверена, что они простят тебе эту оплошность. Я изгой средней школы Роли. Сидеть где-нибудь рядом со мной — это самый быстрый и эффективный способ совершить социальное самоубийство. Я сломлена, Алекс.
К моему удивлению он действительно выходит. Когда я пытаюсь наклониться, чтобы закрыть его дверь, он хватает меня за запястье.
— Это нормально быть сломленной. У тебя есть на это полное право. Просто не позволяй им продолжать ломать тебя. Так ты не выигрываешь эту безумную игру.
Я высвобождаю свою руку.
— Это не гребаная игра.
Алессандро оглядывает стоянку, как будто видит все вокруг в первый раз.
— Конечно, игра, — говорит он. — Это же старшая школа, Сильвер. Это самая большая игра на свете.
Глава 4.
Позвольте мне внести ясность. Сильвер Париси не в моем вкусе.
Рубашки слишком большого размера и потертые джинсы сами по себе не очень сексуальны. Эти джинсы делают ее похожей на девчонку-сорванца. Насколько я могу судить, она ничего не делает со своими волосами, и вряд ли стоит упоминать отсутствие подводки и туши на её лице.
В прошлом меня привлекали женщины, которые ухаживают за собой. Девушки, которые тратят время на то, чтобы выглядеть наилучшим образом, прежде чем выйти из дома. Однако в последнее время образ куклы Барби не заводит меня. Раньше мне нравились узкие юбки и каблуки, но в последний год или около того я обнаружил, что серьезно раздражен тщеславием и поверхностностью девушек, которые толпились вокруг меня. Конечно, они могут хорошо выглядеть, но в девяти случаях из десяти они тупее, чем пробки, лишенные какой-либо индивидуальности или мнения, и достаточно скучные, чтобы довести парня до чертовых слез.
С другой стороны, Сильвер Париси…
Я чувствовал, что она наблюдает за мной в том коридоре во время нашего разговора с Мэйв и помощником шерифа. Почувствовал на себе ее взгляд и понял, что меня осуждают. То, как она отказалась назвать мне свое имя в классе Клайна, и яростный вызов, вспыхнувший в ее глазах, когда она приказала мне выйти из машины, заставили меня по-настоящему обратить на нее внимание. Прошло уже две недели, и с тех пор я не могу ее не замечать.
Я сделал все, что было в моих силах, чтобы не думать о Сильвер. Но это трудно, когда она каждый день посещает хотя бы один из моих уроков, и мы обычно сидим бок о бок в конце класса.
Я не сказал ей ни слова с тех пор, как вышел из ее машины. Не было произнесено ни единого звука. Впрочем, много наблюдал за ней. Бывали моменты, когда мне казалось, что она готовится заговорить со мной, обдумывает, что сказать, но потом, кажется, передумывает и исчезает в переполненных коридорах, даже не раскрыв рта.
По правде говоря, в первые недели моего пребывания в Роли Хай никто со мной по-настоящему не разговаривал. Черная туча нависла над моей головой, мой гнев готов вспыхнуть в любой момент, и другие студенты стараются держаться на расстоянии.