Школьный год Марины Петровой
Шрифт:
Коля и Степан Гаврилыч молча посмотрели друг на друга. Потом Степан Гаврилыч, который тоже, по правде говоря, не понял, что к чему в этом приглашении, козырнул и ушёл, а Коля, повертев в руках письмо, положил его обратно в конверт и, смяв, сунул в карман. Подумав, он вынул конверт из кармана, разгладил и понёс в комнату. Там он положил его на комод, рядом с фарфоровой кошкой, и о чём-то задумался.
Клавдия Мироновна Гриненко возвращалась в этот день с работы особенно уставшая. По дороге её одолевали грустные мысли: вот уже пять лет, как она живёт с ребятишками одна, без Сергея Игнатьевича. Как хорошо ей жилось
Конечно, и сейчас чувствует она о себе заботу: двое младших в детском саду на шестидневке — их там и кормят и воспитывают. Хорошие ребятки растут, весёлые, ласковые и воспитанные. Возьмёт она их домой в воскресенье — они не ссорятся и не очень шумят даже, а и поиграют, и песенку споют, и стишок скажут, если кто заглянет. Душа радуется на них. С будущей осени уже в школу пойдут.
Да вот Коля… Что будет с парнем? Что ей делать с ним без отца? Парень он ничего, неплохой, в этом она уверена, и хозяйственный такой, в отца пошёл: по дому что надо починить ли, сколотить — всё сделает и в магазин, когда надо, пойдёт. Да только неласковый такой, хмурый. А раньше не такой был. Как погиб отец — словно подменили мальчишку. Даже ей нагрубил недавно. Моду какую-то себе взял — в чулане хозяйничать, опыты какие-то там делает. Соседи недовольны, ворчат. Она ему и сделала выговор: «Садился бы ты, Коля, лучше за уроки. Ведь своим горбом тебя воспитываю. Другие в эти годы уже зарабатывают. А ты пустяками занимаешься». А он вспыхнул весь и резко так ответил: «Зарабатывать я скоро начну. А в этом, мама, вы ничего не понимаете! И сами пустяки говорите!» И захлопнул перед её носом дверь в чулан.
Она жаловалась на это его учительнице. А та говорит:
— Трудно вам, конечно, Клавдия Мироновна, а всё-таки, если можете, постарайтесь не мешать ему — он мальчик очень способный, химией интересуется; ему учиться и учиться… А характер, верно, неласковый. Да, может, и вы с ним не так ласковы?
Что верно, то верно: она порой совсем забывает о том, что Коля ещё мальчик, что ему четырнадцать лет, требует от него, как от взрослого. А ласковые слова — они у неё остались только для малышей.
С этими невесёлыми мыслями Клавдия Мироновна поднимается по лестнице, открывает дверь и прислушивается: тихо. Она открывает дверь своей комнаты — где же это Коля? Дверь открыта, а его нет.
Клавдия Мироновна подходит к комоду, чтобы положить на него свой платок, и видит письмо. «Николаю Гриненко», — читает она на конверте, и её охватывает испуг.
«Натворил что-нибудь», — думает она.
Дрожащими руками она вынимает из конверта письмо и читает.
Клавдия Мироновна почти так же плохо понимает, в чём тут дело, как и почтальон Степан Гаврилыч. Но ей почему-то делается сразу легко, и от сердца отходит тяжесть.
«Двадцать девятого, — думает она, — а сегодня двадцать восьмое. Если пойдёт, надо ему рубашку чистую приготовить».
Она не сразу замечает, что сын вошёл в комнату и стоит рядом с ней.
— А, Коля! — говорит она. — Пришёл. Обедать давай.
И Коля слышит в её голосе уже забытые им ласковые нотки.
40. Первый школьный
На школьных концертах волнуются не только ученики.
Вот очень хорошо и смело играет чья-то маленькая ученица. Все педагоги переглядываются, улыбаются — сейчас уже не важно, чей это ученик, — все довольны.
Ребята относятся к своим выступлениям по-разному. Смелее всех ведут себя малыши.
Потом наступает период, когда они начинают волноваться, и снова у самых старших волнение подавляется опытом, переключается в игру.
Одни играют хуже, другие лучше. Но если вы отбросите случайности, если вы побываете подряд на нескольких школьных концертах, вас захватит одно чувство: сквозь шелуху ошибок, случайных и фальшивых нот вы с удивлением заметите, что в игре многих учеников уже заметен стиль волевой, смелой игры, стиль советского искусства!
Где тот образ — длинноволосого томного музыканта? Его нет. Вы видели на фестивале молодого советского скрипача, комсомольца. Суровое и строгое выражение лица, воля к победе, к преодолению всех трудностей отличали его игру.
Но особенно волнующ бывает этот стиль у самых маленьких школьников — учеников младших классов.
Это маленькие мальчики и девочки. Они смелым движением взмахивают смычком, они уверенно и решительно берут первые ноты.
А ошибки? Ошибки, конечно, бывают. На то они и дети, ученики.
На этом школьном концерте должен был играть почти весь класс Алексея Степаныча: Шура, Витя, Марина, Галя, Лёня и ещё несколько учеников. Из класса в двенадцать человек должны были играть девять.
Елена Ивановна и Марина подходили к знакомой маленькой площади. Елена Ивановна сбоку посмотрела на Марину — кажется, волнуется.
— Марина, ты какие школьные концерты больше любишь, — спросила она: — те, которые слушаешь, или те, на которых играешь?
Марина удивлённо посмотрела на мать.
— Не знаю, мама. — Она подумала. — Кажется, те, на которых я играю.
— В этот раз ты хорошо знаешь свою программу и не должна волноваться, — сказала Елена Ивановна.
— Ой, мама, — засмеялась Марина, — это ты волнуешься! И почему это, скажи пожалуйста, тебе всё не нравится и не нравится, как я играю, а как концерт — так вдруг всё хорошо?
Елена Ивановна тоже засмеялась:
— Нет, Мариша, правда, ты готова. А неделю назад ещё не всё было хорошо. Главное, возьми себя в руки.
— Взяла! — сказала Марина, обхватывая себя руками. Ей было весело, хотелось бегать, прыгать, смеяться. А в школе ей стало ещё веселее.
Раздевалка полна народу. Сегодня тут много взрослых. Это родители, друзья, знакомые пришли на концерт. Матери поправляют девочкам белые банты в волосах, куртки мальчикам.
Но когда Марина поднялась наверх и увидела открытые двери зала и Елизавету Фёдоровну, входящую в зал, ей захотелось куда-то убежать и спрятаться. Как страшно!
Но вот Семён Ильич приглашает детей и взрослых войти в зал. Комиссия уже заняла свои места. Рядом с Елизаветой Фёдоровной — Нина Алексеевна, одна из старейших педагогов школы, Семён Ильич, молодые педагоги Дмитрий Иваныч и Анна Леонтьевна. А вот и Алексей Степаныч. Он сидит с краю и разговаривает с Дмитрием Иванычем.