Школьный год Марины Петровой
Шрифт:
Это, конечно, было очень хорошо, что Алексей Степаныч оставил ей эту пьесу, непонятно только, почему он при этом назвал её товарищем Петровой, а не Мариной.
Но не так-то просто было учить сразу две такие сложные пьесы! Алексей Степаныч был прав: Галя обогнала Марину и очень удивилась, услышав, как Марина играла на уроке их общий концерт.
— Ты что это — совсем не занималась? — удивлённо спросила она Марину после урока. — Как не стыдно! До экзаменов осталось так мало времени,
Марина даже вспыхнула вся. Она лентяйничает? Да она носу не высовывала никуда целую неделю. Мама даже рассердилась на неё и сказала, что если она не будет ежедневно гулять, то с тайной будет покончено. Пришлось сократить время занятий, и пострадал концерт.
Вот сказать бы сейчас Гале обо всём! Но этого нельзя делать — и Марина отвернулась и промолчала. А сколько приходилось работать!
«Может, в самом деле отказаться? — думала она иногда. — Нет, ни за что! Другие люди что умеют преодолевать! А я?»
75. Разговор с вожатой
— Марина, как твои дела у малышей? — спрашивает Оксана.
— Ничего себе, — скромно отвечает Марина. — Они ко мне всё время бегают, и я с ними занимаюсь.
— Ой, смотри, Марина, ты ещё избалуешь их! — говорит Оксана. — Ведь им тоже надо приучаться быть самостоятельными, а ты за них, кажется, и задачки решаешь и смычки канифолишь? Есть такое?
— Немножко есть… — сознаётся Марина. — Оксана, да они ведь ещё такие маленькие!
— А всё-таки им надо приучаться самим за себя отвечать. А что это ты, Марина, похудела как будто?
— Знаешь, Оксана, у меня очень много работы, — говорит Марина.
Оксана смотрит на неё ласково и внимательно, и вдруг Марина говорит:
— Оксана, можно я тебе скажу одну вещь? Мне очень хочется с тобой посоветоваться.
В пионерской комнате никого нет. И на большом диване можно разговаривать очень долго. Но разговор получается совсем короткий. Оксана почти с первого слова понимает всё.
— Знаешь что, Марина, — говорит она подумав, — это очень хорошо, что ты так упорно добиваешься своего. Это замечательно для воспитания воли. И имей в виду — это работа не впустую. Для твоего музыкального развития она принесёт большую пользу… Я понимаю Алексея Степаныча, — прибавляет она задумчиво. — Я, наверно, тоже так поступила бы.
Марине приятно, что Оксана находит её работу полезной, но в глубине души она ждала другого. Она думала, Оксана ей скажет: «Я верю в тебя, Марина, ты сыграешь эту вещь» — или что-нибудь в этом роде…
— Так ты думаешь, мне не сыграть? — грустно спрашивает она.
— Что ты, Марина! Как же я могу так думать — ведь я не слышала тебя.
— Хочешь, сыграю? — неожиданно для самой себя предлагает
— Конечно, хочу, — отвечает Оксана.
В школе уже тихо, все разошлись. Никто не услышит. Марина принесла скрипку. Она волнуется и полна решимости. Это будет первое испытание на слушателях — ведь Оксана слушатель, да ещё какой!
Марина настраивает скрипку, кладёт её на плечо.
Оксана прекрасно знает эту пьесу — у неё такое бурное, такое решительное начало. Справится ли с ним девочка?
Но через минуту она уже не думает об этом — она вся захвачена широкой волной звуков.
В этой пьесе две части: прелюд и аллегро.
Бурный, торжественный прелюд звучит, как призыв. Ом должен сразу покорить слушателей, сразу вовлечь их в свой ликующий мир — мир счастья, света, звука.
Этот мир широко раскрывает вторая часть — стремительное, виртуозное аллегро.
Много упорной работы было вложено Мариной в эту пьесу, но следы её работы уже незаметны. Марина играет так легко и свободно, как будто звуки сами рождаются под её пальцами.
Вдохновенная трудная пьеса, концертная пьеса настоящих скрипачей, звучит! Звучит полным звуком, звучит в темпе. Кажется, всю себя, всё своё уменье Марина вкладывает сейчас в игру.
Она уже не видит Оксаны, не видит школьных стен — сейчас эта музыка звучит для сотен, для тысяч новых, неизвестных ещё Марине друзей.
Может быть, её слушают сейчас где-то далеко, на международном фестивале, — вот так, с такой решимостью и силой, она защищала бы честь своей культуры, своей, советской музыки.
Нет, не может быть, чтобы такую игру слушала одна только девушка Оксана.
А у девушки с комсомольским значком на груди — напряжённое и счастливое лицо: как хорошо! Неужели это играет её Марина, маленькая пионерка из её отряда? Как жаль, что её не слышит сейчас больше никто! Ведь Оксана знает, что музыка — это такая ещё капризная вещь в неопытных детских руках: сегодня прекрасно, а завтра может стать посредственным.
Как жаль, что её больше никто не слышит!..
Но не одна Оксана слушала в этот час Марину. За дверью в пионерскую комнату давно уже стояла Елизавета Фёдоровна. Она задержалась в своём классе и, уходя, услышала знакомые звуки. Она не стала мешать. Когда так играют — нельзя мешать музыканту, даже если это ещё школьник, ученик.
А когда Марина кончила, Елизавета Фёдоровна открыла дверь и вошла в пионерскую комнату.
— Очень хорошо! Молодец! — сказала она оторопевшей Марине и поцеловала её. — Да ты не пугайся, я давно уже всё знаю от Алексея Степаныча и как раз завтра должна была тебя слушать.